Концерт для баяна с барабаном - Анна Вербовская

— Да-да… трам-та-та…

Всю дорогу до дома они с папой приплясывали и подпрыгивали. И напевали: «Тра-та-та-тра-та-та-та». А мама шла сзади с папиным букетом и подпевала: «Тили-тили-трам-парам».

И Костику было как-то неудобно, что вот, он ждал папиного выступления, ждал и всё проспал. И когда они пришли домой, Костик попросил:

— Знаешь, в том месте… я что-то недослышал… трам-па-пам… или трамтарарам? Сыграй ещё раз.

Ну не мог же он признаться папе, что проспал. Папе было бы обидно. Он же специально взял Костика… первый раз в жизни…

А папа ни капли не обиделся. Он с радостью распаковал свой баян. И сыграл «тра-та-та-трам-пам-пам». А Костик притащил свой барабан и уселся на диван рядом с папой.

— Тра-та-та! Тра-та-та!

Тут с кухни прибежала мама. Посмотрела на это безобразие. Но ругаться не стала. А только вытянула вперёд руки и замахала ими, как дирижёр:

— Тра-та-та! Тили-тили-трам-па-па!

И соседи сбоку застучали в стенку:

— Тара-тара-тарара!

А соседи снизу забарабанили по батарее:

— Та-та-та, та-та, та-та!

А Костик сказал:

— Я, пожалуй, тоже буду музыкантом. Как папа.

Вот такой замечательный получился концерт!

День всё тянулся и тянулся, будто резиновый. За окном, словно в замедленной съёмке, кружились снежинки. Их тихий, однообразный полёт сливался с монотонным объяснением Елены Павловны про дроби. И от этого слияния мои верхние веки превращались в числители, а нижние — в знаменатели, их неудержимо влекло друг к другу, а голову так же неумолимо тянуло к парте.

Вдобавок ко всему нас с Танькой оставили после уроков убирать класс. Мы переворачивали вверх ногами стулья, гоняли между партами пыль, лениво елозили по доске насквозь пропитанной мелом тряпкой.

— А у меня секрет! — неожиданно объявила Танька, окуная в ведро с мутно-коричневой водой заскорузлую мешковину.

Мешковина сразу поменяла цвет со светло-серого на буро-сизый. Брезгливо сморщившись, Танька вытащила её из воды двумя пальцами и шлёпнула поверх швабры. Вокруг сразу натекла грязная лужа, которую Танька с нехарактерным для неё усердием принялась размазывать по полу.

— Секрет! — многозначительно повторила Танька и покосилась в мою сторону.

Я промолчала. Танькины секреты — дело известное. Опять небось обнаружила в оконных рамах уснувшую муху и устроит ей похороны с почестями. Или будет превращать воронье перо в Жар-птицу. Тоже мне секреты! Одни глупости.

— Пойдём!

Танька задвинула ведро за шкаф, бросив в него тряпку — киснуть до лучших времён. Схватила в одну руку портфель, в другую — мой рукав и поволокла меня в коридор, вниз по лестнице, в гардероб.

Затянув меня в таинственную глубину курток и шуб, облепивших вешалки, она покопалась в портфеле, вытащила из него помятый, замусоленный конверт, а из конверта достала открытку.

— Смотри!

На открытке была японка — с палочками в чёрных волосах и в оранжевом кимоно, расшитом райскими птицами и цветами. Японка хитро улыбалась, щуря и без того раскосые глаза. Но самое интересное было не в этом. Оказалось, что если слегка повернуть открытку и посмотреть на неё немножко сбоку, кимоно японки делалось из оранжевого зелёным, птицы взмахивали крыльями, а сама японка закрывала правый глаз и лукаво подмигивала.

А стоило открытку покачать из стороны в сторону, японка принималась моргать часто-часто, словно к чему-то призывая и будоража воображение.

Вот это секрет так секрет! День сразу перестал быть тягучим и унылым. Вместе с переливами удивительной открытки всё вокруг закрутилось, завертелось, обрело смысл и краски.

— Ну?! — притопнула ногой Танька, тряся своим трофеем у меня перед носом и требуя восхищения или, по крайней мере, удивления.

— Откуда это?

— Вот! — Танька оттопырила нижнюю губу, обнажив мелкие острые зубы. На месте одного из них зияла тёмная дыра.

— Что? — не поняла я.

Танька закатила глаза и даже по лбу себя постучала, чтобы показать, до какой степени она поражена глубиной моего невежества.

— Зубная фея подарила!

Про Зубную фею я слышала впервые. Я вообще не очень хорошо разбираюсь во всяких чародеях, колдунах и прочих волшебниках. А из фей знаю только про фею Драже из балета «Щелкунчик». И ещё мне вдруг вспомнился отрывок стишка из раннего детства: «Три очень милых феечки сидели на скамеечке и, съев по булке с маслицем…» Но Танька, услышав про феечек, даже обиделась:

— Что ты мне сказки рассказываешь? Я тебе серьёзно…

Притянув к себе мою голову, она впилась губами мне в ухо и жарко зашептала про Зубную фею и про то, как она забирает у детей их молочные зубы.

— Как забирает? — испугалась я. — Выдёргивает, что ли?

— Она что, по-твоему, садистка? — рассердилась Танька.

— Не знаю, — честно призналась я.

Образ Зубной феи рисовался в моём воображении нечётко и расплывчато. Но даже в этой нечёткой расплывчатости явно проступали зловещие железные щипцы в её руке, похожие на те, которыми мой папа вытаскивает из доски лишние гвозди.

— Не-е-е, — успокоила меня Танька, — она берёт только те, которые сами выпадают.

С видом недосягаемого превосходства посвящённого человека перед непосвящённым Танька поведала мне, что как только выпадет молочный зуб, его следует с вечера аккуратно завернуть в носовой платок и положить под подушку и сразу лечь спать, а наутро засунуть под подушку руку, а там вместо зуба обязательно — ОБЯЗАТЕЛЬНО!!! — будет подарок от Зубной феи.

Я слишком хорошо знала Таньку, её неуёмную страсть к фантазиям и способность на пустом месте раздуть из дохлой мухи слона. Но в доказательство своей правоты она снова продемонстрировала зияющую пустоту на месте бывшего зуба и ткнула в моё лицо подарок феи. Японка хитро прищурилась и подмигнула мне правым глазом.

— А зачем они ей нужны, эти зубы? — я сделала последнюю попытку пробить брешь в хитросплетении Танькиных доводов.

Она только плечами пожала:

— Для коллекции…

Для коллекции! Убийственная простота и логичность этих слов растопили мои сомнения окончательно.