Романовы на фронтах Первой мировой - Илья Александрович Ковалев

устраивал Ренненкампф, и выпивал только в обед и вечером по маленькому стакану светлого инстербургского пива, которое, однако, велел записывать на счет Ренненкампфа»[44].

Однако то, что Верховный главнокомандующий не въезжал в Восточную Пруссию в течение войны, точно установлено русскими историками[45]. Кем же был постоялец гостиницы? К. Пахалюк вслед за другим краеведом И. Афониным считает, что им мог быть великий князь Дмитрий Павлович[46]. Однако хозяин гостиницы вспоминает, что к князю обращались «ваше высочество», а к Дмитрию Павловичу следовало обращаться «ваше императорское высочество». Обращение «ваше высочество» применялось к князю императорской крови, а единственным человеком с таким титулом в Истенбурге был Иоанн Константинович. Внешне Иоанн Константинович похож на Николая Николаевича намного больше, чем Дмитрий Павлович, – последний, в отличие от Верховного, не носил ни бороды, ни усов. Поэтому представляется возможным предположить что в августе 1914 г. именно Иоанн Константинович жил в гостинице «Дессауэр Хоф». Однако не стоит забывать, что это лишь предположение, не подкреплённое документальными свидетельствами.

В Истенбурге князь принял участие в параде 1-й бригады 1-й гв. кав. дивизии, которые направлялись в крепость Ковно. Очевидец парада В.Н. Звегинцев вспоминает: «Раздалась команда. Под звуки полковых маршей генерал-от-кавалерии фон Ренненкампф обходил строй, здоровался с полками и благодарил их за боевую работу. По окончании молебна перед строем были вызваны представленные к Георгиевским крестам и медалям Кавалергарды и Конногвардейцы и командующий армией Именем Государя Императора роздал первые боевые награды. По окончании церемониального марша, полки разошлись по квартирам под звук трубачей и вызванных песенников»[47].

О пребывании князя Иоанна Константиновича в штабе оставил воспоминания генерал-майор Б.Н. Сергеевский:

«Вспоминая эти дни, нельзя не вспомнить о прикомандировании к штабу его высочества князя Иоанна Константиновича. Он был штабс-ротмистром Л. Гв. Конного полка. Однажды, неожиданно для нас, он прибыл в прикомандирование к штабу. Явившись командиру корпуса, он вошел в нашу комнату. Осмотревшись, он подошел ко мне, как старшему, весьма отчетливо представился уставным рапортом и просил представить его остальным офицерам, что я и сделал. Около месяца он жил среди нас, удивляя нас всех чрезвычайной дисциплинированностью в отношении старших и самыми простыми и сердечными отношениями с младшими. Мне приходилось видеть, как в часы досуга он мальчишески возился с лихими корнетами, адъютантами командира корпуса, которые, не стесняясь, боролись с ним.

Служебных познаний у него было немного, но усердие по службе огромное, и он всегда старался кому-нибудь помочь в его работе. Будучи человеком религиозным, он немедленно сорганизовал в штабе церковный хор и, пользуясь наличием в Рыгаловке церкви и священника, организовал говение желавших чинов штаба. 8 сентября большая часть офицеров, во главе с командиром корпуса, была за обедней и причастилась, что весьма отвечало настроению после первых боев. Сам Иоанн Константинович служил за дьячка»[48].

Позже он же вспоминал об обстановке в штабе перед началом сражений в Августовских лесах:

«Это был первый приказ «на бой» всего корпуса. Наши начальники, по-видимому, не знали, как технически осуществить это дело.

Все офицеры штаба, начиная с меня и Земцова и кончая адъютантами командира корпуса, всего числом около 15, были собраны в классе имевшейся в монастыре школы и расселись по партам. Были принесены свечи, которые мы приклеили к партам. Затем пришли командир корпуса и начальник штаба и, заняв место преподавателя, начали обсуждать текст будущего приказа и сейчас же диктовать его по пунктам офицерам штаба, которым были розданы листы бумаги.

Дело подвигалось вперед медленно. Генералы спорили и о сущности приказа, и о редакции отдельных его фраз. Приказ составлялся трафаретно, по пунктам уставной формы, но не установив заранее его общего содержания. Поэтому все время приходилось зачеркивать написанное и вносить поправки. При этом командир корпуса волновался, весьма раздражался, говорил неприятности начальнику штабу, который старался вообще молчать. Всю тягость этого двухчасового «урока» еще усугубляли вопросы и переспросы некоторых офицеров, совершенно незнакомых с техникой, а также не понимавших, не видя карты, диктуемых им географических названий. Особенно много вопросов задавал князь Иоанн Константинович, также посаженный за работу.

Содержание этого удивительного приказа я уже не пом-ню»[49].

Как только было получено известие о ранении князя Олега Константиновича, Иоанн Константинович покинул штаб и был командирован в Вильну к раненному:

«Получено было известие о смертельном ранении князя Олега Константиновича и распоряжение о немедленном командировании Иоанна Константиновича в Вильну. За последним обедом, когда автомобиль уже ждал князя, генерал Б. несколькими теплыми словами отметил службу его высочества в нашем штабе. Иоанн Константинович ответил весьма сердечной речью, назвал генерала Б. своим вторым отцом и, прощаясь, поцеловал у него руку. Мы все с грустью расстались с князем: он был простым и сердечным человеком и прекрасным товарищем»[50].

Предваряя свой приезд в Вильно, князь послал брату телеграмму:

«В Вильну Витебская Община Князю Олегу Константиновичу

29 сентября 1914 г.

От всей души поздравляю дорогого Георгиевского кавалера. Бесконечно горд за обоих. Зенченко и Обраменко поздравляют. Хранит Тебя Казанская Богоматерь.

Иоанн»[51].

Интересно, что, будучи глубоко религиозным человеком, Иоанн Константинович подарил солдатам 29-го Сибирского стрелкового полка икону Спаса Нерукотворного, что было отражено в приказе по полку:

«Приказ по 229 Сибирскому Стрелковому полку № 44710. XI. 16 г. по действующей армии по строевой части.

В воспоминание об Августовских боях, когда ныне вверенный мне 29 Сибирский стрелковый полк как львы дрались с врагом бок о бок с гвардейскими частями, благороднейший участник этих лихих дел, Его Высочество кн. Иоанн Константинович соизволил осчастливить полк своим вечным, незыблемым, нерушимым благословением в виде Святого Образа Нерукотворенного Спаса при собственноручной записке: «29 Сибирск. стрелк. полку в молитвенную память. Иоанн».

Благодарственный молебен о здравии Его Высочества кн. И.К. отслужен и послана телеграмма: «Помолившись Господу Богу о даровании Вашему Высочеству здравия и всякого благополучия, вверенный мне полк благодарит В.В. за оказанную честь. Молитвенная память полка, пока он будет жив, здоров, будет свято чтиться верноподданнейшими стрелками-сибиряками о Вашем Высочестве.

Командир 29 С.с.п. полковник Басов, Полковой адъютант шт. – кап. Осипов»[52].

После возвращения с похорон брата князь Иоанн продолжает служить в штабе 2-й дивизии. В 1915 г. умирает его отец великий князь Константин Константинович, и князь Иоанн становится владельцем Мраморного дворца и Павловска. В 1916 г. его производят в штабс-ротмистры. В этом звании князь продолжает нести службу до Февральской революции. В годы большевистского террора бессудно расстрелян в Алапаевске[53].

Гавриил Константинович

Гавриил Константинович единственный из 5 братьев, ушедших на войну,