Ядовитые цветы - Анна Берсенева

Ей совсем не нравился Валентин Казимирович, ну вот ни капельки не нравился! Он не был ей даже мимолетно любопытен, как однажды рэкетир Чигирь. Но Валентин Казимирович, кажется, не замечал этого. Он выделял Лизу из всех студентов, помогал ей спрыгивать с грузовика, возившего их на брюквенное поле, встречая возле столовой, оборудованной под навесом из пленки, непременно заводил длинный разговор неизвестно о чем. Девчонки смеялись:

– Ты бы, Лиз, его попросила, чтоб лучше освобождение дал от работы, чем глазки строить!

Лиза просто не знала, куда деваться от ухаживаний Валентина, а он не отставал. Она не испытывала ни малейшего смущения от того, что приходится откровенно избегать взрослого человека, преподавателя. Ей становилось тоскливо, когда она видела его сутулую фигуру, маячащую возле столовой в ожидании, когда она там появится.

Здесь, на свежем воздухе, Лиза еще более похорошела: исчезла появившаяся было бледность, нежный румянец не сходил со щек. Однокурсница Маринка научила ее по-особенному повязывать цветастый платок перед работой, и ее округлое лицо казалось в этом платке тонким, несколько светлых завитков выбивались на лоб и щеки. Иногда, рассеянно глядя перед собою, Лиза теребила эти завитки, как теребят травинку. Стоило ли удивляться, что долговязый куратор глаз с нее не сводил!

Ей как-то удавалось избегать его навязчивого внимания, но сколько же это могло продолжаться, раз уж они оказались, как на острове, в этом скрипучем деревянном доме, стоящем среди высоких сосен? Как ни старалась Лиза все время быть на виду, среди девчонок – у тех были свои кавалеры, и она чувствовала себя глупо, пытаясь присоединиться к парочкам.

А тут, как назло, кто-то выдумал отмечать день именинника, чтобы разнообразить деревенскую жизнь. Готовились к празднованию с воодушевлением. Парни, конечно, в основном были заняты закупкой водки и самогона, девчонки, валяясь вечерами на кроватях, пробовали одолженную друг у друга косметику, примеряли чужие наряды и обсуждали праздничное меню. Было что-то натужное в этой подготовке к веселью: в глубине души все девчонки знали, что оно выльется в обычную пьянку, что никто не заметит их тщательно отрепетированной косметики, что их кавалерам уже после второй все равно будет, чем закусывать… Лиза оставалась безучастна ко всему этому и только делала вид, будто ей хоть что-то интересно.

Праздновать решили в субботу, чтобы назавтра спокойно выспаться, не спеша на работу с раскалывающейся головой. День выдался ясный – первый день прозрачного бабьего лета после зарядивших было дождей, – и столы накрыли прямо на широкой поляне перед домом.

В последнюю минуту, поддавшись общей предпраздничной лихорадке, Лиза тоже сделала новую прическу – высоко заколола волосы, оставив несколько специально подвитых локонов падать вдоль щек. Она надела единственное захваченное с собою платье – голубое, из тонкой ткани, оно очень шло ей. Девчонки дали ей белую пуховую шаль, в которой можно было сидеть на улице в этот теплый вечер. В этом наряде, с этой прической, Лиза была похожа на девушку из совсем другого, давно ушедшего времени…

Из-за этих торопливых приготовлений она пришла позже, когда все уже расселись за столами, и, конечно, ей досталось место рядом с Валентином Казимировичем. Сегодня и он принарядился: надел пушистый светло-серый пуловер, чистую рубашку вместо всегдашнего свитера, даже галстук. Но волосы его по-прежнему висели над ушами и казались немытыми.

Он привстал, когда Лиза подошла к столу, и, как только она села рядом, начал накладывать нехитрые закуски на ее тарелку.

– Грибочков жареных попробуете, Лиза? – суетился он. – У бабки Зиновьевны купили вчера, она в грибах понимает, не опасайтесь. А пить что вы будете? Я-то водку предпочитаю, но для девушек взяли вино. Портвейн, сухое, вам что?

Лиза не любила пить – не из-за самого вина, а просто из-за того, что любая пьяная компания была ей скучна своей предсказуемостью. Вот сейчас начнут пить за женщин, потом вовсе без тостов, потом затянут вразнобой песню про мороз, потом начнутся пьяные поцелуи, крики и, может быть, вспыхнет драка… Хоть бы раз ошибиться!

– Я сухого выпью.

Холодное кислое вино немного взбодрило, Лизе стало веселее.

– Вы, я вижу, одиноко себя чувствуете в этом коллективе? – пытаясь заглянуть в глаза склонившейся над тарелкой Лизе, сказал Валентин Казимирович. – Я вас, Лиза, очень хорошо понимаю…

Лиза не отвечала, делая вид, что увлечена грибами. Да они и в самом деле были вкусными, есть их было приятнее, чем слушать Валентина. Он замолчал, терпеливо дождаясь, когда она поест, потом продолжал:

– Меня иногда тоже охватывает такое чувство, будто я чужой среди людей…

Лиза едва не засмеялась: так глупо, не к месту звучали эти слова, такая в них была неестественность и натужность. Но ей не хотелось без причины обижать Валентина, и она сдержала готовый вырваться смех. Есть ей тоже больше не хотелось, и она сидела, не зная, чем еще заняться за шумным столом. А веселье уже разгорелось. Действительно, затянули песню; Витька Марков, сидевший слева от Лизы, щупал под столом коленку Марины, не забывая опрокидывать стопку за стопкой; Валентин Казимирович тоже раскраснелся от выпитого.

– Лиза, – неожиданно предложил он, – может быть, лучше прогуляемся? Вы, кажется, не очень веселитесь здесь?

Лизе совсем не хотелось идти куда-то с Валентином Казимировичем, но это был хороший повод улизнуть из-за стола, не вызвав разговоров о том, что «Успенская сильно много о себе понимает». Поэтому Лиза утвердительно кивнула и поднялась из-за стола за поспешно вскочившим Валентином Казимировичем. Соседка Марина понимающе посмотрела ей вслед и придвинулась поближе к Витьке Маркову.

Они обогнули здание школы, прошли по пустынной деревенской улице с покосившимися домами и вышли к Полоте. Река была здесь неширокой, спокойной, приятно было сидеть на берегу под ивами и смотреть, как медленно плывут по течению осенние золотые листья. Валентин сел рядом.

– Лиза, я давно хотел вам сказать… Я сразу заметил, что вы не такая, как все. Я всегда мечтал о встрече с такой девушкой, которая в состоянии понять… Это убожество, эта житейская грубость… Только женщина – тонкая, понимающая – может от этого спасти, – бормотал Валентин, придвигаясь поближе к Лизе.

– А почему вы думаете, что я должна вас спасать? – спросила Лиза, отодвигаясь от него.

– Нет-нет, вы не должны, конечно, – продолжал Валентин, не оставляя своих попыток сесть вплотную к ней. – Но мне казалось, что и вы одиноки, я почувствовал в вас родственную душу…

Изо рта у него пахло, на руках были цыпки, и Лиза не чувствовала ничего, кроме отвращения, несмотря на то что никто не говорил ей прежде ничего подобного. Как все-таки странно: он говорит об убожестве, которое не может выносить, а от него самого этим убожеством веет куда больше, чем от Витьки Маркова, который сейчас спьяну тискает Марину! Как бы избавиться от его общества, от этой неловкости?

– Как же вы, Лиза, выдерживаете все это, ведь вы производите впечатление ранимого, чувствительного человека? – Валентин совершенно не замечал, какие чувства он вызывает в Лизе.