Книга Пыли. Тайное содружество - Филип Пулман

– Дик, а у вас ведь нанимают дополнительных рабочих на Рождество? На королевской почте?

– А то. Работу ищешь?

– Возможно.

– Ну, как надумаешь, иди прямо в контору и спроси там. Только учти, работа тяжелая, На то, чтобы повсюду шнырять и играть в детектива, времени точно не останется.

– И не собираюсь. Просто хочу у вас осмотреться. Да и надолго все равно не выйдет.

– Уверена, что не хочешь еще выпить?

– Уверена.

– Чем еще сегодня будешь заниматься?

– Дела делать, книжки читать.

– Побудь со мной. Проведем приятно время. Ты и так всех девчонок распугала – хочешь меня совсем одного оставить?

– Никого я не распугивала.

– Да они тебя до полусмерти испугались!

Лира смутилась и даже начала краснеть. Что и говорить, с обеими барышнями она держалась крайне невежливо. Неужели так трудно было вести хоть немного приветливее?

– В другой раз, Дик.

Сказать это тоже оказалось нелегко.

– Все обещаешь… – проворчал он, впрочем, довольно добродушно.

Понятное дело, ему не составит труда найти себе другую девушку – такую, которой нечего стыдиться и у которой нормальные отношения с ее деймоном. И время они проведут приятно, как он и сказал. На мгновение Лира позавидовала этой другой, неизвестной девушке, потому что Дик и правда был хорошей компанией: он был внимательным и симпатичным… Но тут она вспомнила, что уже через пару недель в этой хорошей компании стала чувствовать себя, как в клетке. В ее жизни столько всего важного – но такого, до чего ему и дела нет или о чем он даже не знает. Вот, например, об отчуждении, которое возникло между ней и Паном, с ним точно не поговорить!

Она встала, потом вдруг наклонилась и, застав врасплох, поцеловала.

– Долго тебе ждать не придется, – шепнула она.

В ответ Дик улыбнулся. Бинди с Паном ткнулись друг в друга носами, потом Пан запрыгнул Лире на плечо, и они вышли на холодную улицу.

Лира свернула налево, но вдруг остановилась, подумала секунду и перешла через дорогу к Иордан-колледжу.

– Что теперь? – спросил Пан, когда она помахала рукой привратнику.

– Рюкзак.

Они молча поднялись по лестнице в ее старую комнату, заперли за собой дверь, включили газовую лампу, потом закатали ковер и сняли доску. Под ней все оказалось точно в том виде, в каком они его оставили.

Вынув рюкзак из тайника, Лира поставила его на кресло, поближе к лампе. Пан свернулся рядом на столике. Лира расстегнула пряжки. Она была бы рада рассказать деймону, до чего ей не по себе – ей было грустно, она испытывала чувство вины и в то же время сгорала от любопытства, – но говорить с Паном было так трудно…

– Кому мы об этом расскажем? – тихо спросил он.

– Это зависит от того, что мы найдем.

– Почему?

– Не знаю. Может, и нет. Давай просто…

Она замолчала на полуслове. Под клапаном рюкзака, на самом верху, лежала аккуратно сложенная рубашка (когда-то она была белой) и свитер из грубой темно-синей шерсти – и то и другое заштопанное, и не раз. Пара изношенных сандалий на веревочной подошве. Жестяная коробка размером с большую Библию, перетянутая толстыми резинками. Внутри было что-то тяжелое. Лира вертела коробку в руках, но никаких звуков изнутри не раздавалось. Рисунок на крышке почти стерся, но все равно можно было понять, что когда-то в жестянке был турецкий курительный лист. Лира все-таки открыла коробку и увидела внутри несколько флаконов и закрытых картонных коробочек, плотно переложенных ватой.

– Наверное, это имеет какое-то отношение к ботанике, – заметила она.

– Всё? – спросил Пан.

– Нет, еще футляр с туалетными принадлежностями или что-то в этом роде.

В футляре из линялого холста лежали бритва, помазок и почти пустой тюбик зубной пасты.

– Там еще что-то есть, – сообщи Пан, засовывая мордочку в рюкзак.

Лира нащупала книгу – нет, две – и вытащила их. Обе, к несчастью, были на неизвестных ей языках, но, судя по иллюстрациям, одна могла быть учебником по ботанике, а во второй, судя по столбцам недлинных строк, была напечатана большая поэма.

– Но и это еще не все, – заметил Пан.

На самом дне лежала пачка бумаг. Три или четыре статьи из научных журналов, все о растениях; маленькая потрепанная записная книжка, в которой, кажется, были имена и адреса со всей Европы и не только; несколько засаленных и покрытых пятнами страниц, исписанных от руки едва различимыми карандашными строчками. Журнальные статьи были на латыни и немецком, но эти записки – на английском.

– Ну что, – спросил Пан, – прочитаем?

– Конечно, но только не здесь. Тут ужасное освещение. Непонятно, как мы вообще тут работали.

Лира сложила исписанные карандашом страницы и сунула их во внутренний карман пальто, а все остальное положила на место и только после этого отперла дверь, собираясь уходить.

– А мне будет позволено их прочесть? – спросил Пан.

– О, ради бога!

Возвращаясь в колледж Святой Софии, оба не проронили ни слова.

Лира сварила себе горячего шоколатля и, пододвинув лампу поближе, села за столик у камина. Записки из рюкзака были сделаны карандашом: несколько страниц линованной бумаги, судя по всему, вырванных из школьной тетрадки. Пан устроился рядом – подчеркнуто держась на расстоянии от руки Лиры, но достаточно близко, чтобы читать вместе с ней.

Из дневника доктора Штрауса

Ташбулак, 12 сентября

Чэнь, погонщик верблюдов, говорит, что однажды бывал в Карамакане и оттуда сумел проникнуть в самое сердце пустыни. Я спросил его, что он там видел. Он сказал: все охраняют жрецы. Он употребил именно это слово, но только потому, что лучшего подобрать не смог. Вроде солдат, сказал он, но жрецы.

И что же они охраняют? Он сказал, какое-то здание. Что внутри, он так и не узнал. Они его не пустили.

Что за здание? Насколько большое? Как оно выглядело? Большое, сказал он, самое большое на свете. Как огромная дюна. Из красного кирпича и очень древнее. Не такое, как люди строят. Может, это был холм или гора? Нет, правильной формы. И красное. Но не как дом для жилья. Может, это был храм? Он пожал плечами.

На каком языке говорили эти стражи? На всех языках, сказал он. (Полагаю, он имел в виду все языки, которые сам знает, а знает он немало. Подобно многим своим собратьям-погонщикам, он владеет дюжиной наречий, от мандаринского до персидского.)

Ташбулак, 15 сентября

Снова виделся с Чэнем. Спросил его, зачем он посещал Карамакан. Он сказал, что с детства слышал рассказы о скрытых там несметных сокровищах. Многие пытались попасть туда, добавил он, но почти все отступили в самом начале пути, потому что путешествовать «актерракех», как они это называют, очень больно.