Помутнение - Джонатан Летем

ко лбу. – У вас опухоль возникла в необычном месте, хотя нельзя сказать, что это совсем неизвестный в медицине случай, – а именно в передней черепной ямке, заполнив при этом обонятельную борозду. Она размещается… позади ваших глаз, что и является причиной расстройства зрения, о котором вы говорили.

– Помутнения.

– Да… извините. – Она повернулась к Шеелю и быстро, пулеметной очередью, заговорила по-немецки. Потом обратилась к Бруно: – Он говорит, что вы, вероятно, утратили способность воспринимать запахи, хотя часто пациенты не отдают себе в этом отчета, пока им не укажут на это.

– Скажите ему, что он ошибается. Я чувствую запахи очень отчетливо. Вот, скажем, я чувствую, что нам готовят на обед – могу сказать, что это жареные сосиски.

Бенедикт и Шеель переглянулись и обменялись раздраженными, как показалось Бруно, репликами.

– Боюсь, мы не чувствуем запаха жареных сосисок.

– Ну вот, видите! – воскликнул Бруно. – А моя обонятельная бороздка достаточно широка, чтобы нормально функционировать! – Он сказал это таким тоном, будто опровергал новое в своем лексиконе слово – менингиома, хотя при этом ни разу его не произнес.

– К сожалению, не исключаются обонятельные галлюцинации, – заметила Бенедикт, вложив в свои слова максимум уместного в данной ситуации сочувствия. – Хотя подобные проявления случаются крайне редко…

Тут Бенедикт осеклась. А Шеель шагнул к кровати и, ткнув пальцем в один из рентгеновских снимков, зашептал ей на ухо по-немецки – наверное, подумал Бруно, что-то на профессиональном или военном жаргоне. Онколог снова постучал пальцем по пластмассовому листу, правда не глядя на Бруно. Имея рядом переводчицу, Шеелю вроде как и не было нужды удостаивать пациента своим вниманием. Дело касалось исключительно Шееля и мутного пятна.

– Он надеется, что вы вполне осознаете всю серьезность вашего заболевания, – произнесла Бенедикт, когда ей было позволено вступить в беседу. – Многие подобные опухоли являются доброкачественными и вылечиваются с помощью резекции – хирургического удаления. Доктор Шеель с сожалением констатирует, что местоположение и размер опухоли в вашем случае делают ее неоперабельной. Он также говорит, что это экстраординарный случай – то, что обнаружена опухоль, развившаяся до столь существенного размера. Он удивлен, что ранее вы не жаловались ни на какие симптомы.

– Давайте уточним, правильно ли я его понял, – вспылил Бруно. Он почувствовал сильное головокружение, которое было вызвано странной беседой втроем и перспективой умереть по причине помутнения зрения. – Я виноват в том, что не известил доктора Шееля о симптомах моего охренительно редкого и разросшегося до исполинских размеров беспрецедентного диковинного рака в носу, так?

– Мистер Бруно…

– Простите, что я так вольно пользуюсь медицинской терминологией, но именно это у меня обнаружено, да?

– Герр Бруно… – Теперь в разговор встрял доктор Шеель.

– Потому что, прошу вас, сообщите чертовому доктору Шеелю: мне очень жаль, что я ничего не заметил, просто раньше у меня никогда не возникала гигантская раковая опухоль в носу, вот я и не распознал ее симптомы.

– Герр Бруно… – встав между Бенедикт и кроватью, Шеель кончиком ручки постучал по рентгеновским снимкам, веером лежащим на одеяле. – Я немного понимаю английский.

– А! – воскликнул Бруно без тени смущения.

Он заметил, что медсестры улетучились. Об их исчезновении ему сообщила вибрация воздуха. Они, должно быть, выбежали из отделения, а то и из здания больницы.

– Вы неверно интерпретировали факты, – продолжал Шеель, – если полагаете, что опухоль в носу. Речь не о носе.

– То есть вы хотите сказать, что дело не в моем носе, а в другом обонятельном органе?

– Nein. Вот смотрите. Вы сами попросили показать вам снимки, но не стали смотреть. – Пластиковым колпачком шариковой ручки Шеель несколько раз обвел черную кляксу, заметную на одном из снимков. – Вот, bitte. Вы видите эту фигуру?

– Надо срочно вызвать доктора Роршаха! Она похожа на мечехвоста! Ответ верный?

– Это не в носу. Это между костями черепной коробки, понимаете, и вашим лицом. Новообразование давит на ваше лицо изнутри. Оно расположено позади ваших глаз и тканей всего вашего Antlitz – вашего лица.

– Как мне не повезло!

– Очень!

– Потому что, если бы это был обычный гребаный рак носа, вы могли бы просто отрезать мне нос – и дело с концом! Но тут не все так просто.

– Nein. Совсем непросто.

Шеель внезапно стал выглядеть усталым – противостоять гневу пациента на английском было непросто. И он забормотал по-немецки:

– Er kann den Rat eines Chirurgen einholen, wenn er möchte, aber das andert auch nichts. Es gibt jedoch verschiedene Palliativtherapien, die unmittelbaren Symptome lindern können…[21]

Бенедикт вновь заговорила, но на сей раз не приблизилась к кровати, точно статус Шееля требовал того, чтобы она выказала ему почтение и не выходила вперед. Ее голос звучал тихо и отрешенно, как монотонный бубнеж переводчика по радио, старающегося притушить запальчивость речи террориста или диктатора.

– Доктор Шеель говорит, что вы можете проконсультироваться с хирургом, хотя он сомневается, что кто-нибудь согласится серьезно рассматривать возможность подобной операции. Он рекомендует… паллиативное лечение. Он полагает, что ваши симптомы можно купировать, по крайней мере, временно. – Бенедикт замолчала. А когда снова заговорила, было понятно, что теперь она обращается к нему от себя лично, проявив наконец врожденную гуманность, которую он в ней угадал, стоило ей войти в палату. – Я так понимаю, мистер Бруно, что у вас нет страховки. И нет родственников в Германии.

– Нет.

– У вас есть тут друзья?

Он подумал о попутчице на пароме. Привет, Мэдхен, у меня рак!

– Никого, если не считать двух милых людей, стоящих сейчас передо мной.

Шеель выдавил из себя еще немного английских слов.

– В чем причина?

Вопрос озадачил Бруно. Причина рака?

– Прошу прощения…

– По какой причине вы здесь? Какое дело привело вас в страну?

– Вот что привело меня сюда! – Бруно вынул из-под одеяла каменный кубик и отбросил его в сторону Шееля. Пусть этот осязаемый атрибут разверстой могилы, каковой предстал перед ним Берлин, станет ответом на вопрос зануды-врача. И тут, словно по некоему заранее предусмотренному сигналу, в палату стайкой впорхнули медсестры. Бруно ошибся: они все это время торчали поблизости, прямо за дверью палаты, дожидаясь указания измерить ему температуру и кровяное давление и выдать пригоршню лекарств, предназначение которых ему никто не объяснил. Возможно, медсестры опять попытаются забрать у него камень и отмыть его.

Шеель, с выражением неприязни на лице, перенесся на миллион миль прочь отсюда еще до того, как скрылся за дверью. Напоследок он обратился к пациенту через переводчицу, которая вначале приняла груз отрывистых немецких фраз, а затем обернулась к Бруно и произнесла:

– Ваш лечащий врач получит рекомендации доктора Шееля. Лечение