Самая шикарная свадьба - Анна Богданова

Вылетев из ванной, я, обмотанная в полотенце, сразу же бросилась звонить Анжелке.

– Машенька, Анжела не очень хорошо себя чувствует, – замялся ее отец.

– Она что, заболела?

– Да как сказать… Вы говорите, что нужно, я ей передам.

– Не надо мне ничего передавать! – послышался Анжелкин голос, потом она принялась что-то доказывать Ивану Петровичу и в конце концов дико завизжала – видимо, отвоевывала трубку. – Чо надо? – нагло спросила она.

– Анжел! Что у вас там происходит? – удивилась я.

– Ничего, – тяжело вздохнув, ответила она и икнула.

– Ты опять выпила? – укоризненно спросила я.

– А ты меня осуждаешь? – Огурцова была на грани невменяемости.

– По-моему, это тебе нужно обет давать, а не Михаилу! – разозлилась я. – Я придумываю, как твоего супруга от пьянства отвадить, иду на жертвы, – тут я вспомнила, как мою руку измусолил бывший бабушкин ученик и что позволила я это ему исключительно для пользы дела, – а сама-то от него далеко-то не ушла!

– Осужда-аешь… – разочарованно протянула она и снова икнула. – Так брось в меня камень! – развязно крикнула она. В этот момент трубкой снова каким-то образом удалось завладеть ее отцу:

– Машенька, вы говорите, я завтра утром ей передам. Анжелу можно понять, не судите ее строго. Кто ж знал, что все так обернется?

– Да, конечно. С кем не бывает! Передайте ей, чтобы она завтра подъехала в наше кафе к пяти вечера. Это касается Михаила.

– Что-то случилось? – испугался Иван Петрович.

– Нет, ничего.

– Хорошо, я все передам. До свидания, Машенька, удачи вам и творческих успехов, – искренне сказал он и повесил трубку.

Решив, что теперь на Анжелку полагаться нельзя, я немедленно набрала Пулькин номер и передала без утайки весь разговор с пьяной подругой и ее отцом.

– Она совсем сдурела! Что она себе позволяет! Двое маленьких детей на руках! Михаил пьет, она пьет! Что ж это получается? – возмущалась Пуля.

– Получается, дети алкоголиков растут, – не к месту ляпнула я.

– Не смешно. Надо что-то делать!

– У меня есть план насчет Михаила.

– Только оставь в покое мою машину!

– Да успокойся ты со своей «каракатицей»! Давайте завтра встретимся в нашем кафе и все обсудим.

– В пять.

– Как обычно. Слушай, а ты не заедешь за Анжелой? Вдруг она снова… Ой! Мне кто-то в дверь звонит!

– Кто-то! Наверное, Влас твой приехал!

– Точно! А я в банном полотенце сижу!

– То, что надо! – усмехнулась она.

Я бросилась открывать дверь – что ж за дни такие сумасшедшие – ни минуты покоя!

Это действительно был он. Я повернула ключ и крикнула, чтоб сразу не входил, потому что еще не одета. В ту же секунду Влас распахнул дверь и успел схватить меня за край полотенца. Полотенце слетело, я стояла в чем мать родила, дверь так и оставалась открытой, и в этот момент в проеме появилась фигура соседа с мусорным мешком в руке. Толстяк застыл на месте, не сводя с меня глаз. Не знаю, от неожиданности, удивления или по привычке швырять мусор у порога, он уронил мешок на пол. В этот миг я напрочь забыла, что стою голая, и решила наконец высказать соседу все, что думаю о нем, о его пигалице-жене с тонной косметики на лице и двух детках, которые визжат до полуночи и не дают мне сосредоточиться и спокойно работать. Судя по всему, они сняли эту квартиру на довольно длительный срок, но бесстыдно лгут, что купили ее. Этот вывод я сделала, потому что несколько лет тому назад бывшая соседка со слезами на глазах поклялась мне здоровьем усопшей бабушки никогда не продавать этой квартиры, после того как два часа простояла у закрытой двери – прежние съемщики установили новую железную дверь и поменяли замки. А памятью покойных, как известно, не шутят, и уж тем более здоровьем – так что эти хмыри точно снимают квартиру! И каково было удивление бывшей моей соседки, когда после томительного двухчасового ожидания вместо скромной, интеллигентной женщины с пучком на затылке и в очках (которая снимала квартиру) она вдруг увидела пятерых здоровяков в камуфляжной форме с автоматами! Женщина с пучком на затылке и в очках оказалась вовсе не интеллигентной, более того, она оказалась аферисткой и занималась тем, что зарабатывала на жизнь, пересдавая чужие квартиры. Эту, соседнюю, снимал сначала какой-то мужик, который все лето проходил в кожаной кепке, будто скрывал под ней не лысину, а сверхсекретные сведения о новейшем оружии массового уничтожения, потом две девицы, явно легкого поведения – к ним постоянно ходили мужчины преклонного возраста с охапками цветов и подарков, потом какой-то не то болгарин, не то югослав, потом чинная немецкая пара – прожили они недолго, месяца два, а цель их поездки, как я догадывалась, заключалась в том, чтобы наконец-то, выйдя на заслуженный отдых, посмотреть на мир и миру показать накопленный вследствие поглощения жареных сосисок, сдобных булочек и баварского пива свой старческий жирок. Каждое утро, кроме понедельника (когда все музеи и исторические усадьбы закрыты), они выходили в кроссовках из «нехорошей» квартиры № 24, а возвращались усталые, но довольные только под вечер. Как говорил один мой институтский преподаватель, древний профессор-пушкинист, приезжают сюда эти пенсионеры-иностранцы не для того, чтобы на шедевры галерей наших российских глядеть, а исключительно из вредности – воздух в музеях портить да паркет своими кедами протирать.

Но это не главное, что волновало меня. Больше всего меня поражало свинство нынешних жильцов – этой молодой семейки со своим вечно кричащим выводком. Мешки с мусором, коробки из-под игрушек и бытовой техники, бутылки из-под пива и тому подобную дребедень они швыряли прямо под моей дверью – вонь в подъезде развилась страшная, и вместе с этой вонью развелись и крысы. Одна из них постоянно сидит за мусоропроводом и обнаглела настолько, что даже когда я выношу ведро, она никуда не убегает, а нагло смотрит на меня, будто спрашивая: «Ну, чем на сей раз порадуешь?»

– И до каких же пор вы будете устраивать у меня под дверью помойку?! – грозно воскликнула я. – Вам что, трудно спуститься на девять ступеней вниз и выбросить эту гадость?

Я приблизилась к нему почти вплотную – его глаза, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит, лоб покрылся испариной, очки съехали на кончик носа.

– Я и нес, – растерянно пробурчал он.

– Ничего подобного. Я застала вас на месте преступления! Влас! Ты видел, как он бросил мешок прямо у моей двери?

– Маша! Немедленно оденься!

– У меня свидетель есть! – не унималась я.

– Вы действительно лучше б оделись! – вдруг ощерился сосед, а Влас наконец-то сообразил и захлопнул дверь прямо у него перед носом.

– Я у себя дома! Как хочу, так и хожу. И нечего подглядывать! А это дело я просто так не оставлю! – кричала я, надеясь, что толстяк меня слышит.