Сокровище с неба - Дмитрий Суслин

– А вы в милицию не звонили? – спросила Наташа.

– Так я же не могу позвонить. Там кнопки, я их не вижу, зрение у меня плохое уже, и пальцем в них не попадаю. Руки у меня дрожат. Помогите, мне деточки! Ради Бога!

И старушка заплакала.

– Да-да, конечно, мы вам поможем! – тут же сказала Наташа. – Где у вас тут телефон?

– Вон, на кухне на столе стоит. Проходите.

Наташа и Таня в сопровождении Анны Мартыновны прошли на кухню. Здесь на подоконнике стоял белый телефонный аппарат.

– Может, сначала Юре позвоним и посоветуемся с ним? – спросила Таня Наташу.

– Нет, – ответила та, – сначала позвоним в милицию, это успокоит бабушку, а потом уже Юре и спросим, что нам делать дальше. Как ваша фамилия, бабушка?

– Иванова я, – ответила Анна Мартыновна.

– А как зовут вашего сына?

– Евгений Сергеевич. Тоже Иванов.

И Наташа набрала ноль-два.

– Алло, это милиция? – спросила Наташа. – Я говорю из пятнадцатой квартиры, дом десять по улице Гагарина. Я нахожусь в квартире у Ивановой Анной Мартыновны. Она очень старая и сама позвонить не может. Она говорит, что у нее пропал сын. Евгений Иванов. Что? – Наташа посмотрела на Таню и старушку. – Говорят, что сейчас соединят с участковым. Алло! Здравствуйте! – И Наташа повторила все то же самое, что говорила только что. Затем она некоторое время слушала, и глаза у нее стали растерянные. – Но она плачет.

И положила трубку.

– Странный участковый, – сказала она. – Говорит, что Евгений Иванов постоянно пропадает из дома, а потом возвращается, и волноваться нечего. Это правда, Анна Мартыновна? Ваш сын часто уходит надолго?

После звонка в милицию старуха как-то сразу успокоилась и перестала плакать.

– Бывает, бывает, – согласилась она. – Шалопай, он великий, сынок мой Женечка.

– Так что же вы тогда плачете?

– А как же мне не плакать? Я ведь мать. Переживаю. И хлеба в доме нет ни крошки, ни молока, ни яиц. Я уже с утра ничего не ела. Думаете, легко?

– Давайте мы вам в магазин сходим и все что надо принесем! – тут же вмешалась в разговор Таня. Как только она поняла, что кто-то нуждается в ее заботе, сразу же оживилась, и с нее сошел весь испуг.

– Ой, сходите, милые! Сходите! – обрадовалась Анна Мартыновна. – Вот я вам сейчас денег дам. У меня на столе они лежат. Возьмите, сколько нужно сами.

– Наташа, ты давай, разговаривай, – сказала Таня, – узнай, что надо, а я в магазин.

И Таня, взяв деньги и большую старомодную сумку для продуктов, убежала. Наташа осталась одна. Она задумалась, какой бы вопрос задать. И растерялась, потому что совершенно не знала, что спрашивать.

– И почему Юра не пошел с нами? – вздохнула она.

Но тут старушка заговорила сама:

– Три дня одна сижу, как пес в конуре. Сердце за сына изболелось.

– Он обязательно вернется, – Наташа стала успокаивать женщину. – Вы мне лучше про него что-нибудь расскажите.

– А что рассказывать? – вздохнула Анна Мартыновна. – Рассказывать нечего. Последний он у меня из детей остался. Последний из пяти. Остальных уже всех бог прибрал. Неужели и пятого он у меня тоже забрал?

И она снова начала плакать и причитать. У девочки сердце сжалось от жалости.

– Не плачьте так, Анна Мартыновна. А хотите мы вам его сами разыщем без милиции? У меня одноклассник есть, его зовут Юра. Юра Цветков, он такой умный, такой умный, прямо настоящий сыщик. Он вашего сына в один миг разыщет.

– Ой, деточки, поищите, поищите его, – обрадовалась старушка. – А то ведь я одна без него пропаду. Что я одна сделать смогу?

– Скажите, когда вы видели его в последний раз, – попросила Наташа. – Какой это был день? Что в тот день происходило?

Женщина задумалась, стала что-то высчитывать на пальцах и шептать губами, потом ответила:

– Да день, как день. Я и не помню. Какой день? Может вторник, а может среда. А сегодня, у нас какой день?

– Вторник.

– А может, тогда и в субботу это было. После обеда он ушел. Мы поели суп с грибами, Женя сам его сварил, он у меня очень хорошо готовит, вкусно. Поел, побрился и ушел. Я как раз телевизор смотрела, там оперу показывали мою любимую «Кармен».

– Вот видите, как вы все хорошо помните, – обрадовалась Наташа и чиркнула для себя в блокноте: «Ушел после обеда, опера «Кармен». – А правда, что ваш сын голубей разводит?

– Разводит. Еще как разводит. Это правда! Как ему десять лет исполнилось, так он и разводит. Пятьдесят лет уже. Очень он голубей любит. У него лучшая голубятня в городе. Да что там говорить, к нему из самой Москвы любители голубей приезжают за советом. Он ведь и на голубиных выставках с ними побеждает и на соревнованиях разных.

– А разве такие бывают? – удивилась Наташа.

– Кто его знает, – покачала головой Анна Мартыновна. – Может и правда, а может, и нет. Я ведь сама на них никогда и не ходила. Мне Женя все рассказывал. А он и нафантазировать мог. Где же он теперь, голубчик мой, голубок мой сизокрылый?

Боясь, что старушка опять начнет плакать, Наташа поспешила задать следующий вопрос:

– А с кем он общался, перед тем как уйти? Кто-нибудь к нему приходил? Вообще есть у него друзья или враги?

– Есть у него враги! – оживилась Анна Мартыновна. – Есть! Колька Сорокин его главный враг.

– Кто такой? – спросила Наташа, и опять чиркнула в блокноте.

– Тоже голубятник, – усмехнулась старушка. – Они все время из-за голубей ссорятся. Все спорят, у кого из них голуби породистее.

– Этот Коля Сорокин, он очень злой человек?

– Колька? Да ты что? Мухи не обидит!

– Какой же это враг? – удивилась Наташа. – Враги они все злые и жестокие. Про кого можете еще рассказать?

– Э-э-э, милая, да если я про всех буду рассказывать, нам недели не хватит.

– А перед уходом Женя, то есть Евгений Сергеевич, сказал, куда идет?

– Нет. Ничего не сказал.

– А он никогда не говорит, куда уходит?

– По-разному бывает. Бывает, скажет, а бывает, нет. Если к голубям идет, тогда не говорит, а если куда в другое место, то может и сказать.

– А в тот день он к голубям пошел?

– Нет, к голубям, милая, он по утрам ходит и по вечерам. Два раза в день. Покормить, напоить. Нет, не к голубям. Точно не к голубям. Шляпу одел. К голубям он никогда шляпу не надевает.

Наташа вдруг решилась задать вопрос, который у нее возник уже давно, но как-то неловко было спрашивать.

– А правда, что вашего сына из института выгнали в молодости?