Совок-5 - Вадим Агарев

чувством глубокого удовлетворения пошел вниз по лестнице.

"Дядя Валера" очень внимательно просмотрел заявление о совершенном преступлении на свое имя, потом так же тщательно изучил признанку Вязовскина и протокол его допроса. Затем, как и я, он тоже, наверное, испытал не меньшее удовлетворение. Потому и крякнул, будто намахнул стопку ледяного "Абсолюта". Пока еще отсутствующего в этой эпохе.

— Скажи, Корнеев, а чем тебе так Мухортов насолил? — кивнул он на убийственные для майора бумаги, лежавшие на его столе.

— А неуважение он ко мне проявил, Валерий Савельевич! — честно глядя в глаза главы надзирающего за мной органа, ответил я, — Причем, не единожды! Разрешите быть свободным? А то меня уже в райотделе потеряли, наверное!

Не дождавшись от впавшего в ступор "дяди Валеры" какой-либо реакции, я вышел в приемную, аккуратно прикрыв за собой дверь. До обеда еще было время и надо было спешить.

— Я зайду? — просительно обратился я к секретарше Дергачева, — Очень надо! — продолжил я настаивать в ответ на ее отрицательное покачивание головой.

— Совещание у него! — отрезала, начинающая уже сердиться женщина.

— Это не мне, это ему надо! — с уверенностью в голосе не согласился я с ее отказом. — Если я сейчас с ним не переговорю, он на нас с ВАМИ может сильно осерчать! — выделил я с нажимом нужное слово.

Умная тётка удивлённо вытаращила глаза и какое-то время изучала мою бесстрастную физиономию.

— Хорошо! — затвердев лицом, согласилась она, — Вот только смотрите, Корнеев, вам будет очень неприятно, если я сейчас зря побеспокою Василия Петровича! У него там выездное заслушивание, из области товарищи приехали!

Рассыпаться в заверениях, что дело того стоит, я не стал, а просто опустился на стул, ожидая развязки.

Секретарша что-то совсем тихо пробубнила в трубку прямого телефона. Селектором она благоразумно пользоваться не стала. Потом внимательно посмотрела на меня и молча кивнула головой. Ничего не поняв, я встал со стула и в этот момент из тамбура появился с недобрым лицом начальник Октябрьского РОВД.

Я не стал дожидаться начальственного рыка, который вот-вот должен был раздаться.

— Выйдем! — без выражения ни на лице, ни в голосе, твёрдо произнёс я и первым, не оглядываясь, вышел из приёмной в коридор.

Подпол настолько охерел, что с покорной молчаливостью шагнул за мной.

Минут семь я излагал хлопающему глазами и стремительно краснеющему лицом Дергачеву диспозицию по зреющей катастрофе. Масштабы которой, определенно, не ограничатся забором Октябрьского РОВД.

Надо отдать должное профессионализму подполковника. От какого-то выражения злобы в мой адрес, он сумел воздержаться. Не впадая в истерику, он начал задавать уточняющие вопросы. Вопросы были толковыми, но чудес не бывает, слишком мало времени у Дергачева на анализ.

— Василий Петрович, я думаю, что вам надо немедленно начальнику областного УВД дозвониться и первым его известить по Мухортову, — пристально глядя в глаза начальнику райотдела, твёрдо заявил я. — Скажите ему, что райотдел сам выявил перевёртыша! Тогда волна пройдёт поверх всех нас. Все необходимые изобличающие материалы в отношении майора у меня при себе! Сейчас главное, чтобы генерал Данков именно от вас о Мухортове узнал! И будет лучше, если вы его к нему сами привезете! А все бумаги я вам дам!

Малиновая краснота на лице начала рассеиваться, а сам он перестал сжимать кулаки. Что-то слишком часто стали сжимать на меня кулаки в этом РОВД, подумал я. Сначала придурок Пичкарёв, теперь вот сам начальник сподобился и проявил внимание к моей персоне в аналогичной форме.

— Иди за мной! — скомандовал Дергачев и широким шагом двинулся в сторону кабинета Захарченко.

— Василий Петрович, а Виталий Николаевич у вас! — подхватилась со своего стула всполошившаяся секретарь заместителя по оперативной работе.

— Знаю! — резко прервал ее кудахтанье, подпол, — Открой кабинет и никого не пускай! За мной иди, Корнеев!

Пропустив меня в кабинет своего заместителя, начальник самолично закрыл обе двери на замки и прошел к столу. Усевшись за него, он впился в меня изучающим взглядом.— Бумаги у тебя точно есть? Правильные бумаги? — задал он вопрос, сверля меня глазами.— Так точно, Василий Петрович, бумаги правильные и они у меня есть! И в обкоме про некоторые шалости Вениамина Семёновича уже знают. И не одобряют их, как я понял. Звоните, иначе прокуратура вас опередит!Минуту Дергачев сидел и смотрел на телефон без наборного диска, не решаясь поднять трубку.— Ну смотри, лейтенант! Если ты меня сейчас под танк бросаешь, я тебя вот этими самыми руками удавлю! — продемонстрировал он мне свои поросшие густой шерстью громадные пятерни.А ведь не обманывает он меня сейчас, действительно удавит, если что! Н-да...

В следственное отделение я попал только после того, как Дергачев и Захарченко усадили растерянного и ничего не понимающего замполита Мухортова в "Волгу", и отбыли в неизвестном направлении. Никому неизвестном, кроме меня. Я-то знал, что повезли они его пред ясны очи начальника УВД области генерал-майора Данкова. Чтобы тот лично расколов оборотня, сам доложился в МВД СССР с победной реляцией. И тогда он со щитом, на коне и вообще весь из себя молодец. Тогда генерал Данков принципиальный руководитель, изобличивший подонка и предателя. Который изощренно, как коварный скользкий глист, пробрался во внутренние органы.

А мне было велено идти работать и никуда не выходить из здания РОВД до того самого момента, когда Дергачев и Захарченко вернутся от генерала.

— Корнеев! Ты чего опять натворил? — возопила Тонечка, ворвавшись в мой кабинет буквально через полминуты, как я сам в него вошел, — Бери все свои дела и бегом к Данилину! В его кабинете теперь и под его присмотром работать будешь!

Антонина смотрела на меня, как на подхватившего еще и проказу сифилитика. Да что ж это такое! Больше получаса под приглядом Алексея Константиновича Данилина я никак не сдюжу! Сдохну!

Глава 7

Сразу после сдачи дежурства, я поехал к Левенштейнам. Уже зная, что после прошедших хлопотных суток отсыпного дня у меня не будет. Вечерней лошадью сегодня мы отбываем в Париж. То есть, не совсем в Париж, а в Москву и не лошадью, а поездом. Мне самолетом лететь было несколько неудобно, а оставлять меня одного в дороге Лев Борисович и Пана не захотели. И без того, как она недавно выразилась, слишком редко в последние дни они меня видели. Как ни пытался я каждый раз оправдываться