Неотразимый дикарь - Тереза Медейрос

Коннор медленно двинулся к Памеле.

— Вы заключаете невыгодную сделку, мисс Дарби. Может, в вас течет хоть немного шотландской крови?

— Думаю, нет. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно, — сказала она.

Ей нельзя было отказать в уме и отваге. Хотя было очевидно, что ей до смерти хочется удрать подальше от Коннора и его банды, она все же не сдвинулась с места, когда горец коснулся шершавыми ладонями ее нежных розовых щек.

— Если мне уготовано стать наследником герцога, детка, тогда тебе следует привыкать начинать обращение ко мне со слова «милорд»…

Памела сидела, прижавшись спиной к стене, и молча смотрела на спящую сестру. Сквозь неровное отверстие в каменной стене лился матовый лунный свет, окутывая ангельское личико Софи серебристой вуалью. Когда она родилась, Памеле было семь лет, и она хорошо помнила, что каждый вечер укачивала крошечную Софи в люльке, пока их мать раскланивалась на сцене под бурные аплодисменты восхищенных поклонников.

Памела поплотнее укутала Софи шерстяным одеялом и снова прислонилась к стене, на несколько секунд закрыв глаза. Она чувствовала сильную усталость. Ей так хотелось вытянуться рядом с сестрой на импровизированном ложе, но она не могла себе это позволить и оставить ее без присмотра, когда в соседней комнате веселилась разношерстная банда разбойников и контрабандистов.

Почувствовав, как ее голова клонится на грудь, она резко открыла глаза и заставила себя встряхнуться. Оглядев комнату, она подумала, что здесь когда-то, наверное, была хозяйская супружеская спальня. Теперь из мебели здесь остались только большой деревянный стол и кресло. Все остальное превратилось в груды щепок. Откуда-то доносился приглушенный мышиный писк, напоминающий о том, что люди не единственные обитатели этих величественных развалин.

Ее мучила совесть. Теперь, когда она уговорила Коннора принять участие в своем хитром замысле и помочь украсть у герцога его титул и состояние, она считала себя не лучше самой настоящей воровки. Памела вздохнула, завидуя чистой совести Софи. Она всегда была уверена, что сможет пройти сквозь огонь и воду, чтобы защитить сестру, но сегодня впервые чувствовала, как огонь совести лижет ее пятки.

Ее отяжелевшие веки снова закрылись, но тут она услышала какой-то слабый звук за закрытой деревянной дверью. Памела вздрогнула, и сон в одно мгновение слетел. Она неслышно встала, одеяло сползло с ее плеч. Должно быть, явился незваный гость.

Памела огляделась в поисках оружия, но нашла только ножку от развалившегося туалетного столика. Прикинув вес этой палки в руке, она поморщилась. Даже игрушечный пистолет был бы более существенным оружием.

Украдкой взглянув на Софи, она поняла, что сестра все также крепко спит. Чуть помедлив, Памела неслышными шагами двинулась к двери. Ее бы нисколько не удивило, если бы дверь оказалась запертой снаружи, но, когда она коснулась железной ручки, дверь послушно отворилась.

Она стала всматриваться в образовавшуюся узкую щель.

Почти под самой дверью в деревянном кресле спал Коннор Кинкейд, вытянув перед собой длинные ноги. В одной его руке был зажат пистолет. Было совершенно очевидно, что он в полной боевой готовности и может в любой момент проснуться.

Первой мыслью Памелы было, что он не доверяет ей. Наверное, он решил, что она ему все наврала, чтобы ночью удрать вместе с сестрой. Но потом она увидела, что дуло пистолета, было направлено не на дверь комнаты, а на лестничный пролет. Значит, Коннор охранял их!

Затаив дыхание, Памела тихонько притворила дверь, несказанно удивленная своим открытием. Коннор обещал ей, что с ней и с ее сестрой не случится ничего плохого, и в данном случае он оказался человеком слова.

Широко зевнув и немного поколебавшись, она все же легла рядом с сестрой и, бережно укрыв ее одеялом, свернулась калачиком и крепко заснула.

Будущий герцог Уоррик откинулся в кресле, с подозрением глядя на опасную бритву в руке Памелы.

— Если ты думаешь, что я подпущу тебя к своему горлу, то зря. Скорее я доверю свою шею палачу, а не тебе.

— Так и будет, если ты не дашь мне побрить тебя. Гораздо проще вывезти тебя из Шотландии, если ты будешь выглядеть как наследник герцога, а не как неотесанный мужлан.

Он сердито взглянул на нее сквозь спутанные пряди волос, придававшие ему вид скорее потенциального убийцы, чем аристократического отпрыска.

Комната, где провели ночь Памела и Софи, была залита утренним светом. Золотые солнечные лучи сверкали на опасном лезвии, которое держала в своей слегка дрожащей руке Памела.

— Почему нельзя сказать моим новым родственникам, что я воспитывался в волчьей стае? — поинтересовался Коннор, водя рукой по щетинистому подбородку. — Тогда их нисколько не удивит растительность на моем лице.

— Тогда уж, принимая во внимание твой темперамент, лучше сказать, что ты воспитывался… барсуками. Да, бешеными барсуками, — мило улыбнулась Памела.

Окунув кисточку для бритья в потрескавшуюся глиняную кружку, стоявшую на грубо сколоченном деревянном столе, она умело взбила мыльный раствор в пышную пену. Возможно, лицо Коннора станет менее зловещим, когда покроется пеной для бритья.

Стараясь унять дрожь, Памела подошла к нему с кружкой и кисточкой в одной руке и опасной бритвой в другой. К несчастью, она была настолько сосредоточена на своих дрожащих от волнения руках, что совсем забыла о ногах. Мыском сапожка она зацепилась за выщербленный край каменной плиты на полу и со всего маху полетела вниз, не в силах удержать равновесие.

В следующее мгновение она очутилась на коленях у Коннора, успевшего перехватить ее руку с опасным лезвием в полу дюйме от собственного горла.

Настороженно глядя на нее, он ловким движением забрал у нее лезвие.

— Спасибо, я лучше побреюсь сам, — тихо проговорил он. — Не хотелось бы лишиться головы, не позавтракав. Это испортит мне весь аппетит.

Памела чувствовала исходившее от его большого крепкого тела тепло. Ей вдруг захотелось прижаться к его груди, как это делает котенок в ожидании хозяйской ласки. Судя по тому, как властно его рука обнимала ее бедра, он тоже был не против предаться ласкам. Коннор так смотрел на нее своими пронзительными серыми глазами, что она чувствовала себя ведущей актрисой театра собственной жизни. Это было чарующее и одновременно опасное ощущение после многих лет пребывания в тени матери и сестры.

С усилием, высвободившись из его объятий, Памела встала и заглянула в глиняную кружку.

— Не вижу причин для недовольства. Я не уронила ни единой капли пены.

Взяв кружку, Коннор поставил кресло напротив обломка зеркала, вставленного в расщелину каменной стены.

— И зачем только англичане послали солдат, чтобы согнать нас с наших земель? — недоуменно проговорил он, поставив кружку между коленями и намыливая кисточкой подбородок. — Да если бы они снабдили тебя опасным лезвием, а твою сестру зонтиком, мы были бы завоеваны без единого выстрела.