Битва двух империй. 1805-1812 - Олег Соколов

Нужно сказать, что Пален не особенно скрывал свои намерения. В обращении к заговорщикам, которые спрашивали у него, что нужно сделать с императором, он недвусмысленно заметил: «Напоминаю, господа, чтобы съесть яичницу, нужно сначала разбить яйца». Невозможно предположить, чтобы такой искушенный в интригах и жестокости политической борьбы человек, как Александр, мог наивно воображать, что его прямолинейный и вспыльчивый отец подпишет бумажку, которую протянут ему пьяные офицеры, вломившиеся в его спальню. И еще меньше — представить себе, каким образом и на каких основаниях Павел будет в дальнейшем изолирован от политической жизни. Декабрист Никита Муравьев, у которого не было особых причин льстить ни одному, ни другому царю, жестко и однозначно написал по этому поводу: «В 1801 г. заговор под руководством Александра лишает Павла престола и жизни без пользы для России».

Таким образом, есть все основания ясно и четко сказать, пусть и с некоторыми оговорками, что император Александр I вступил на престол в результате вполне сознательно совершенного отцеубийства. Участие в этом ужасном преступлении не только станет жестоким проклятьем, словно тяготеющим над личной жизнью царя, но и окажет влияние на политические события и, прежде всего, на отношения с первым консулом, а потом и императором Франции.

Известие о гибели Павла I пришло в Париж 12 апреля 1801 г. Прусский посол в Париже написал в этот день: «Новость о смерти императора Павла была словно ударом грома для Бонапарта. Получив это известие от господина Талейрана, он издал крик отчаяния и тотчас же стал говорить, что эта смерть не была естественной, и что удар пришел со стороны Англии». Первый консул, на которого совсем недавно совершили покушение оплачиваемые английскими спецслужбами роялисты (3 нивоза IX года, 24 декабря 1800 г.), сказал с горечью: «Они промахнулись по мне 3 нивоза, но они попали в меня в Санкт-Петербурге».

Одновременно англичане нанесли удар и в другой точке Европы. На Балтику двинулась огромная английская эскадра из 18 линейных кораблей и 35 фрегатов, бригов и корветов под командованием адмирала сэра Гайд-Паркера. Авангардом эскадры командовал Нельсон. В задачу эскадры входил разгром датского флота и бомбардировка Копенгагена, чтобы добиться выхода Дании из Лиги северных стран. Затем эскадра должна была уничтожить русский флот, стоящий в Ревеле (Таллине), прежде чем ломка льда позволит ему соединиться с главной эскадрой в Кронштадте. После этого предполагалось сделать то же самое и со шведским флотом.

Вопреки инструкциям, Нельсон стремился атаковать, прежде всего, русских. «Я смотрю на Северную лигу, как на дерево, в котором Павел составляет ствол, — заявлял Нельсон, — а шведы и датчане — ветви. Если мне удастся добраться до ствола и срубить его, то ветви отпадут сами собою; но я могу испортить ветви и все-таки не быть в состоянии срубить дерево, и при этом мои силы… будут уже ослаблены в момент, когда понадобится наибольшее напряжение их… Получить возможность истребить русский флот — вот моя цель».

Однако старший по должности Гайд-Паркер принял решение строго выполнять инструкцию. 2 апреля 1801 г. британский флот атаковал датские корабли на рейде Копенгагена, потопил и расстрелял их из пушек, а затем открыл ураганный огонь по городу. В столице были разрушены сотни домов и погибли сотни людей. Датчане вынуждены были вступить в переговоры, сдать свои морские арсеналы британскому флоту и выйти из Лиги северных стран. Нельсон рвался дальше, чтобы реализовать свою главную идею — сжечь русский флот. «Моей заветной целью, — сказал он, — было достижение Ревеля прежде, чем таяние льда сделает Кронштадт свободным, чтобы успеть уничтожить… (там) двенадцать линейных кораблей».

Но громить линейные корабли в Ревеле Нельсону не потребовалось. Лига северных стран прекратила свое существование вместе с гибелью императора. «Павел I умер в ночь с 24 на 25 марта[10], — писала в апреле официальная французская газета „Монитер“, — английская эскадра прошла Зунд[11] 31 марта. История расскажет нам, какая связь может существовать между двумя этими событиями».

Теперь история может ответить на этот вопрос уверенно — связь между этими двумя событиями была самой прямой. Если в Копенгагене был нанесен удар по «ветвям» Северной лиги, то в Петербурге был срублен сам «ствол». Конечно, необходимо еще раз повторить, что было бы смешно приписывать случившееся в Петербурге исключительно деятельности английских спецслужб, но нельзя не отметить, однако, что заговорщики действовали в согласии и при поддержке державы, для которой сближение России и Франции было как кость в горле. Ночью с 11 на 12 (23–24) марта в Михайловском замке был убит не только император Павел, но и русско-французский союз.

Молодой 24-летний царь, пришедший к власти в результате кровавого переворота, являл полную противоположность своему отцу: Павел I был некрасив — юный император, по всеобщему мнению, был красавцем; у Павла была угловатая, неловкая походка — движения его сына были грациозными и изысканными; Павел был несдержан, кричал на людей по поводу и без повода — Александр со всеми говорил любезно и всем улыбался…

Однако различия на этом не кончались. Павел был человеком прямым, честным, великодушным. Он говорил то, что думал, делал, что говорил. Александр I говорил одно, думал другое, а делал третье. Все, кто приближался к нему, единодушно отмечают лукавство, неискренность, фальшь и лицемерие этого человека. Причина подобного характера, быть может, в том, что будущему царю с детства пришлось лавировать, изворачиваться, «выживать» в непростой обстановке. При дворе его бабки Екатерины ненавидели отца, и Александр вынужден был соглашаться и улыбаться. При маленьком гатчинском дворе не переносили всё, что делала Екатерина, и Александру приходилось делать вид, что он согласен с приближенными Павла I.

Барон М. А. Корф вспоминал по этому поводу: «То в Царском Селе и Петербурге — в шитом кафтане, в шелковых чулках и в башмаках с бантами, нередкий свидетель распашных бесед Екатерины с Зубовым, сидевшим возле нее в халате, то в Гатчине и Павловске — в солдатском мундире, в ботфортах, в жестких перчатках, с ружьем, со строгой военной выправкой… юноша рано и скоро выучился являться с равным приличием и ловкостью в обеих масках». Очень рано он познал ложь, обман и грязную закулисную изнанку политической жизни.

К моменту своего прихода к власти у молодого царя не было никаких последовательных убеждений, никакой ясной политической программы. Нужно отметить также, что Александр терпеть не мог долгую, упорную работу. За свою жизнь он так и не прочитал до конца ни одной серьезной книги. Зато он был не по годам умудрен опытом интриг. Пожалуй, никто не охарактеризовал Александра лучше, чем шведский посол Лагербьелке: «В политике Александр тонок, как острие булавки, остер, как лезвие бритвы, и лжив, как пена морская».