Игры в песочнице, или Стратегия соблазнителя - Кристоф Дюшатле

— Хорошая работа! — восклицает Флориан.

Он перелистывает страницы моего интервью с мисс Фаделой, Робин Гудом антиинтегристов, отмечает карандашом две-три опечатки.

— Думаешь, это может иметь успех? — спрашиваю я. — Скажу тебе, это бы поправило мои дела.

— Все будет зависеть от обстановки в момент опубликования.

— Может, где-нибудь взорвать маленькую исламистскую бомбочку?

— Маленькую? Да нет, большую!

— Кстати, ты уже отдал распоряжение бухгалтеру о выплате мне гонорара?

— Не беспокойся, ты получишь свои денежки после опубликования.

— Это будет через сто лет! Я сделал работу, отредактировал, все в порядке. Хочу денег через неделю.

— Почитай внимательнее контракт.

— Только этого еще не хватало!

— Книжка выйдет через три месяца, это не так долго.

— А что мне до этого делать? Может, здесь где-нибудь деньги лежат?

— Возможно, у меня еще будет для тебя книжонка.

— Что-то интересное?

— Да, пожалуй. Девушка из известной семьи, которую изнасиловали братья, потом отец, причем, заметь, с согласия матери. И это еще не все. Она решила об этом рассказать. Думаю, такая исповедь достойна пятнадцати тысяч экземпляров.

— Надо посмотреть. Девушка хорошенькая?

— Придет ко мне завтра. Я тебе скажу. Ну, я думаю, мы договорились. Вопросы есть?

— Хорошо… а как ты?

— Не беспокойся, я тебе позвоню.

После обеда мы с Луной проводим время вместе с Абделем и его сыном Фаридом. Отцы сегодня присматривают за детьми. После несъедобного перекуса в «Макдоналдс» наши дети катались по траве в парке Бют Шомон. Мы, взрослые, вдыхали запахи наших несбывшихся надежд, рассказывали о наших сердечных делах и сексуальных победах, уставшие от житейских невзгод, неспособные создать какой-либо серьезный проект, ну, быть может, только с помощью какого-нибудь филиала крупной холдинговой компании. Скоро наши дети станут взрослее нас, родителей. Мы переругаемся и будем не в состоянии отвечать на уроки морали, преподнесенные нашими детьми. Какой стыд. Образ отца рассыплется на мелкие кусочки. Мы упадем с пьедестала и шлепнемся на пятую точку.

Очередь за хлебом выстроилась на тротуаре. У тех людей, которые намереваются купить венские булочки или пирожные, возникают и другие желания. Появляется аппетит. Время приближается к четырем часам дня. Каждому нужно свое: детям, отцам, а также женщинам, стоящим в очереди. Неизвестно, что они захотят в четыре часа. Мы же с Абделем знаем это хорошо. Для нас все гораздо проще. Нам нужно изделие из плоти и крови. Они же предпочитают различные пирожные с кремом, но перед покупкой производят сложные подсчеты калорий, которые они уже набрали с утра. Они пересчитывают, определяют, какие физические усилия они проделали за предыдущие часы: шестьсот тридцать метров ходьбы от дома до парка, несколько спусков и подъемов по лестнице, это не просто, но в любом случае недостаточно, чтобы сжечь излишки.

Одна женщина не выдерживает и уходит в смущении, зажав в руках горячую булочку, но вдруг под неуместным взглядом мужчины вспоминает о том, как в детстве ее выпорол взбешенный отец, и об испытанном удовольствии заодно с легким чувством вины, когда ее заперли в комнате, а по коже побежали мурашки.

Теперь любительница сладостей думает о том, как быстрее смешаться с толпой, вернуться домой, выкупать малыша, уложить его спать и… Уф! Все заканчивается сидением перед телевизором, у мамы подавленное настроение, тяжесть в животе, женский журнал «Эль» раскрыт на странице, вверху которой написано крупными буквами: «Строгая диета».

Во второй половине дня, пока дети карабкались на горки и лесенки, увлеченные своей игрой, Абдель рассказывал мне сомнительные истории о своем разводе. У него совсем другой случай. Его бывшая жена уехала в Овернь вместе с ребенком и присоединилась к религиозной секте, занимающейся бодибилдингом, проповедующей вегетарианство и живущей в лесу, в мерзкой деревне, под предводительством депрессивных священников. Члены секты едят редкие корни и занимаются трансцендентальной медитацией, болгарской гимнастикой и то и дело поднимают гантели. К тому же они развратничают без удержу, то и дело обмениваясь сексуальными партнерами. Они издают экстатические крики во время коллективного совокупления у подножия больших деревьев при свете полной луны. Самое ужасное, что это первобытное зрелище наблюдает мальчуган. Бедняга, он ничего в этом не понимает, несмотря на тот образ жизни, который предлагают ему новые покровители. Была предпринята попытка отправиться в эту глубинку Франции и уничтожить лагерь умалишенных. «Правда, это сделали не мы, — говорит Абдель, — а знакомые, занимающиеся регби в Тулоне».

Под воздействием отрывочных впечатлений, перескакивая с одного приключения на другое, я вынудил Абделя рассказать мне как можно подробнее об его отношениях с Фаделой, Жанной д’Арк из стран Магриба. Он стеснялся. Тогда я ему признался, что она скоро опубликует сногсшибательную книгу: исповедь своего брата, раскаявшегося террориста-исламиста. Побледнев, Абдель согласился мне все рассказать. Вообще-то, он встретил эту розу песков в студенческом городке в Тунисе, где она находилась по обмену учащимися между университетами. После трех или четырех недель настойчивых ухаживаний ему удалось с ней переспать…

Вот каким образом действовал упорный обольститель и к каким неожиданным последствиям привели его деяния. Он залезает в постель к Фаделе, якобы чтобы прочитать ей поэму Ричарда Бротигана, а красавица практически безотчетно на это идет. Затем он мнет ее груди, сделав паузу в чтении поэмы, и вдруг «эта, как там ее» начинает кусаться и ругать его последними словами. В целом, это скорее походило на спортивное состязание. Когда ее брат узнает о происшествии, он приходит в ярость и хочет оторвать голову Абделю. Тому удается усмирить гнев родственника Фаделы; Абдель ублажает его, как только может. Чтобы добиться расположения брата Фаделы, он приводит его на вечеринку к своим друзьям. И там опьяневший и растерявшийся брат позволяет проводить себя до туалета одному из гостей. Практически речь идет об изнасиловании. Хотя в алкогольных парах анус может быть перепутан с любым другим круглым отверстием. Детали похождений этого пьянчужки доходят до ушей Фаделы. Дело принимает серьезный оборот. Абдель балансирует между правдой и выдумкой. И запутывается. Что касается брата, он отныне примыкает к сторонникам религиозного фундаментализма.

«Все получилось не очень здорово, мой дорогой Абдель, ведь теперь приходится отвечать за последствия вмешательства в судьбу довольно хрупкого парня». — «Быть может, он участвовал в любовных утехах более активно и не осмелился мне в этом признаться?» — «Но какая теперь разница — зло уже сделано». Однако по воспоминаниям поэта будущий террорист испытывал большое удовольствие, когда кто-то обработал его сзади. Удовольствие, в котором он не мог признаться, принимая во внимание семейные устои. Вот почему он, возможно, так пристрастился к взрывчаткам.