Судьба княгини - Александр Прозоров

Поддоспешники… Эти тоже ветшают, рвутся, и запасные тоже хорошо иметь, дабы намокший от пота или дождя поменять. Посему оных в сундуках нашлось целых пять: пара войлочных, один из которых был покрыт выцветшей вышивкой из колядовых колец, два суконных, относительно свежих, один простеган ромбиками, а второй украшен вполне симпатичными рубчиками. И еще один поддоспешник – бархатный! Сиречь: внутри был набит конским волосом и имел плотную простежку проволокой – но снаружи его покрывал синий пушистый бархат, да еще и с серебряной вышивкой на плечах в виде листьев. В таком и на пир не стыдно явиться, и удар размашистый он смягчит, и под броню надеть можно, коли нужда прижмет.

– Но лучше не нужно, – пробормотал новик, осматривая находку. – Железо сию ткань за пару часов в лохмотья раздерет. Однако доверенному холопу для дворцовой службы в самый раз!

Взяв два поддоспешника, юный воин отправился к своим ратникам и водрузил их там на стол, между бочонками с брагой и мисками с капустой и огурцами. Громко объявил:

– Значит, так, служивые! Кому сия броня придется по размеру, тот остается со мной в Москве. Кому не в пору… – он развел руками: – Не обессудьте.

Таким нехитрым способом Василию удалось отделить от боевых сотен семерых воинов разного возраста, но зато одной комплекции. Троих самых трезвых княжич сразу заставил переодеться, выдал им плащи, дабы разномастные поддоспешники не бросались в глаза, сам тоже нарядился в парадную ферязь – и уже в третий раз за сегодня направился в государевы хоромы, теперь уже ощущая себя достаточно уверенно.

Однако у крыльца его снова решительно остановили рынды – на сей раз уже пятеро; все как на подбор выше его на голову, с короткими бородками, в серых зипунах и с топориками за поясом:

– Ты куда собрался, служивый? – беззлобно поинтересовалась стража.

– Я есмь княжич Василий Боровский, сегодня поставлен телохранителем Софьи Витовтовны, – заученно отчеканил новик. – Великая княгиня меня ждет.

– Через боковое крыльцо заходите, – и один из караульных указал рукой: – За угол, там еще один будет, и далее еще шагов с полсотни.

– Но я знатный боярин, я внук Владимира Храброго! – возмутился юный воин. – Я всего три часа назад по сим ступеням на пир поднимался по княжескому приглашению! Почему вы меня не пропускаете?!

– Вот как снова пригласят, тогда тут и пройдешь, – невозмутимо ответил рында. – В шубе и без оружия. А покуда ты с саблей, то, стало быть, служивый. А служивым вход через серое боковое крыльцо.

– Напридумают ерунды всякой… – буркнул княжич себе под нос и повернул в указанном направлении.

Он уже устал от всех этих странных правил, хождений и указаний. И даже радость от высокого назначения успела рассеяться в душе юного стражника. Он начал жалеть, что не уехал вместе с отцом.

* * *

Пир же продолжался своей чередой. После первых трех ковшей гости захмелели, развеселились. Голоса стали громче, у бояр быстро нашлись темы для разговоров, для новых тостов. За русские мечи, за величие Москвы, за новые походы и богатую добычу, за крепкие ладьи, полноводные реки и обильные урожаи. Поначалу тосты провозглашались шумно, с поклонами великому князю и общим одобрением. Но чем дальше, тем чаще увлеченные болтовней бояре начинали пить без особой помпы, только в своей компании.

За опричным столом тоже стало оживленнее. Осмелевшие после хмельного бояре подходили сюда выразить свое почтение и уважение, восхищение мастерством воеводы и мудростью правителя, поклясться в своей преданности… Но в первую очередь, понятно, все надеялись, пользуясь хорошим настроением князей, чего-нибудь себе выпросить. Желали, естественно, не наград, а службы. Ведь где служба – там и доход, там и слава, там и возвышение. Кто-то хвастался подросшим сыном и пытался пристроить его в свиту. В великокняжескую – для почета, либо в звенигородскую – ради ратного обучения. Кто-то тяготился скудостью своего надела и надеялся на воеводство, в крепостице какой али на службе порубежной. Кто-то просил рассудить споры с соседями.

Такова уж судьба правителя – державные хлопоты не знают отдыха и находят князей среди любого веселья.

Василий Дмитриевич приветливо кивал всем и обещал поразмыслить, Юрий Дмитриевич – согласился взять трех отроков, не попавших в московскую роспись. В его свите свободные места возникали довольно часто…

Впрочем, просителей оказалось не так уж много – большинство бояр пришли на пир веселиться, а не ради возможности приблизиться к великому князю. И к тому часу, когда холопы принялись зажигать свечи на люстрах и настенных подсвечниках – поток к опричному столу наконец-то иссяк. Дворня стала менять на столе опустевшие блюда на полные, слуги унесли изрядно обглоданных лебедей и наполовину съеденного осетра, а также изрядно вычерпанные бочонки с хмельным медом.

В пляшущем огненном свете новые подносы стали выносить девицы в вышитых сарафанах, и хмельные гости заметно оживились, захмыкали, их руки невольно потянулись к пышным юбкам… Но покамест к ним не прикоснулись. Бояре все еще держали себя в руках.

Однако слуги уже выносили к столам полные бочонки с медом взамен опустевшим.

Василий Дмитриевич, осушив еще один кубок, тяжело вздохнул, положил руку на локоть своего брата:

– Ныне, пожалуй, я оставлю тебя с гостями. Недужен я стал последнее время, Юра. Кашляю, задыхаюсь, устаю быстро. Сплю в тревоге и никак не высыпаюсь. Многодневные пиры больше не для меня. Посему пойду, лягу. Ты же веселись, ваше дело молодое.

Великий князь поднялся, похлопал брата по плечу и покинул трапезную.

* * *

Софья Витовтовна проснулась от стука в дверь.

Оказывается, расслабившись в кресле, она задремала.

Сладко зевнув, женщина потянулась, встала. Во первую голову подошла к окну, выглянула наружу.

За слюдяными пластинками уже сгустились сумерки. Стало быть, великий князь, скорее всего, уже давно утонул в перинах – теплый, сытый и хмельной. Вестимо, желать ему сейчас спокойной ночи – токмо напрасно тревожить.

В дверь снова постучали, после чего там послышалось приглушенное бурчание.

– Да кто еще там бухтит?! – громко спросила правительница. – Входите уже!

Дверь приоткрылась, в горницу скользнула заспанная дворовая девка в посконном сарафане – щекастая, плечистая, с толстой русой косой, выпадающей на плечо из-под ситцевого набивного платка. Поклонилась:

– Там к тебе отрок какой-то скребся, Софья Витовтовна. Я сказываю, почиваешь ты. Ан он не уходит, топчется…

– Давай его сюда! И лампы запали, а то не узнаю, – распорядилась великая княгиня.

Девка толкнула дверь, впуская позднего гостя, убежала.

– По воле твоей, княгиня, я пришел… – плохо различимый в сумерках новик замялся.

– Молодец, – отозвалась Софья Витовтовна. Помолчала, потом вдруг спросила: – А где твой отец, Василий?