Скованный - Теодор Картер

чем думаешь? — спрашивает Диана.

— О тебе, — отвечает Томас.

Секс — животное наслаждение. Наследие предков. Плевать на сотни лет развития человечества, опыт веков и знания прошлого. Секс — лучшая награда за достижения цивилизации. Результат жизнедеятельности миллиона приматов. Конечная точка в погоне за поставленной целью.

Элегантно выпрямив спину и обнажив бретельки лифчика, Диана разрезает утиную ножку ножиком и смотрит прямо в его глаза. Но что-то не так в этом взгляде. Что-то чужое и инородное засело в пелене ее зрачков. Туманное, незыблемое.

— Я соскучился по тебе, Диана. Не могу думать ни о чем, только ты у меня у голове.

Ложь. Он думал о многом за последние дни.

Итон, Элли, Маргарет, чердак, мистер Уолкер, долбанный кондиционер. Он словно сейчас чувствует жару офиса. Трусы намокают, леденяще касаясь кожи, спертый запах просачивается сквозь волокна. Или он просто кончил?

Диана говорит:

— Я хочу повторить тот вечер. Только не здесь. Я уже слишком стара для такого риска. Дома. В постели. Вдвоем.

Как будто планировал появится кто-то третий.

Дыхание Томаса сбивается, становится глубоким и покрывается дрожью. Что-то набухает в его штанах. Он знает, что это, но не хочет принимать реальности. Его член. Он камнем уперся в ширинку и начинает рвать ее. Словно сейчас он вырвется и упадет на стол.

Нет. Томас переоценивает себя.

Мастурбация это как приготовить себе еду. Вкусно и, конечно, сытно, но ресторанный ростбиф, тающий на языке, заставляет кончать тебя глоткой. Изгибаться в прекрасных агониях спелых форм и чувствовать, как силы покидают тебя, оставляя на верную гибель слабую утомленность в твоей груди. Утомленность от переедания.

— Он будет, Диана. Честно говоря, я уже хочу собраться и пойти домой. Нахрен это все! Надо было прийти и накинуться на тебя.

Заняться сексом — сходить пожрать.

Мы медленно уплетаем маринованные кусочки мяса в свежем пюре из батата и запиваем май-таем или дайкири. Наслаждаемся каждым укусом. Растягиваем удовольствие. Мы получаем сочный вкус, упиваемся своими же слюнями. Иное дело — дешевый суп из продуктов, лежащих дома. Обыденная семейная жизнь. Ешь, потому что надо.

— Расскажи мне, — говорит Томас.

— Что рассказать.

— О себе…

Изысканные формы женского тело, плавно переходящие от ног к ягодицам, от ягодиц — к талии, от талии — груди, шее, лицу, волосам… Обтянутые тонкими кусочками ткани, прозрачными в некоторых местах, чтобы можно было смотреть и возбуждаться до немыслимых пределов. Чтобы заносить свои пальцы под ткань и медленно стягивать трусики, вдыхая желанный аромат, и желать лишь одного — окунуться с головой в прекрасное создание… Раздвинуть ноги и забыть обо всем на свете.

Об умершей дочери, матери, о верном друге, который сейчас страдает. Чтобы понять, что твои ошибки никакие уже не ошибки.

Их нет, как и прошлого.

А секс есть. Свежевыжатый, сдавленный нежными руками до состояния джема. Слегка поджаренный на сковородке до золотистой корочки. Хрустящий, как багет, и жирный, словно студень.

Диана говорит. Шепотом. Практически просто шевеля губами.

— Я надела свое новое белье, Томми. Кружевное. Черное. Тонкие складочки ткани сейчас заплетены вокруг моих бедер и талии. На мне чулки. Они врезаются в мою кожу. Но ты можешь не снимать их, дорогой. На мне трусики с дырочкой. Небольшой, как раз для того, чтобы…

Томас. Серая рубашка с катышками, затертые брюки, черные боксеры. Он просидел в них целый день. Вероятно, они пахнут. Отдают душком и вызывают жар.

Надо было что-то придумать на этот счет, надо было придумать…

Золотые сережки Дианы поблескивают в свете хрустальных ламп.

— Я хочу тебя, Диана… Ты не представляешь, как. Сегодня будет особенный вечер…

— Жду с нетерпением.

— Хочу вспомнить прошлое. Я подготовился специально для этого.

— И каким же образом?

Интимная гель-смазка делает оральный секс приятнее, проникновение становится легким, как сам воздух. Презервативы. Разные. С запахом. С ребрышками и усиками. Никто никогда не знал, для чего они нужны, но все делают вид, будто они — гурманы в мире ресторанного секса. Анальной пробкой можно заткнуть не только анал, куда чаще ей затыкают рот. В переносном смысле.

Но почему бы не попробовать в буквальном?

Специальный мужской крем. Гениальное изобретение. Пролонгатор — высшая степень человеческого ума. Эверест науки. Столп философии. Вибратор. Гребанный лучший друг твоей подружки. С коттеджем и кабриолетом.

Человеку нужен человек? Робот может трахнуть человека лучше, чем человек.

— Томас, — нежно говорит Диана ему на ухо, аккуратно причмокивая красными губками. — Я теку, как девственница.

Томас сжал челюсть.

Недоеденный том ям — признак высокого интеллекта. Нет. Нужно его доесть.

Раз уж роботы трахают человека, почему человеку не трахнуть робота? Интересный симбиоз двух интеллектов, чьи высокочастотные данные никогда не будут известны. Вся фантастика современности — всего лишь фантастика по сравнению с тем, что может создать металл во плоти, гоняемый кровью по дебрям нашей планеты. Скоро вибраторы научаться не только доставлять, но и получать оргазм.

Песенка спета. Резиновая женщина никогда не будет стонать от счастья. Лишь монотонно поскрипывать.

Иллюзия семейной жизни.

— Мы едем домой, — говорит Томас. — Я умираю от жажды.

Стоило лишь еще раз сверкнуть сережками, и Томас поплелся за ней. Залитый кровью между ног. Жаждущий ее спелых форм.

Секс — моральный сок современного общества.

6

Ароматические свечи разбросаны в хаотичном порядке, крохотные языки огня трепещутся слабыми порывами ветра, затихают и разгораются вновь, обжигая копотью воздух. Бутылка французского вина, вытащенная из верхних полок кухонного гарнитура, что хранилась на «особый случай». Седая пелена пыли восседала на ее багровом стекле. Вино говорит, что оно скучало, что ему было одиноко.

Фрукты. Различные. Они завалами напиханы во фруктовницу. По ним еще стекают прозрачные капли, обдавая своей свежестью ворсинки персиков и зеленоватые просветы яблок.

Свет приглушен. Шторки задернуты. Легкая музыка разбавляет тишину японским стерео и расслабляет мышцы ног.

Они зашли, целуясь.

Томас и Диана Клаус.

Отчасти пьяные, растрепанные и горящие. Томас заносит свои пальцы в ее локоны, подобно расческе. Томас прижимает ее к стене и сжимает ее задницу, впивая кончики пальцев в бледную кожу сквозь тоненькую юбку. Она выгибает спину, приоткрывает рот и закатывает глаза. Томас целует ее в шею, ключицу и плечо, сдвигая одну бретельку. Диана задирает его рубашку, холодными руками обнимает его тело и прижимает к себе. Диана мокнет. Томас пылает. Он убирает вторую бретельку и чувствует ее затвердевшие соски. В паху горит, стонет, выворачивается наизнанку.

Все это происходит в пороге. Едва они успели закрыть дверь.

Медленно двигаясь к постели, они избавляются от элементов своей одежды. Туфли, носки, рубашка, блузка. Все это