Колдунья-беглянка - Александр Бушков

– Хорошо еще, что они тебя не видели, иначе бы ты тутне сидела так спокойно… На будущее – держись от них подальше. Целее будешь идольше проживешь.

– Страшнее кошки зверя нет… – задумчиво произнеслаОльга.

– Ты о чем?

– Так, рассуждаю о своем, девичьем… Вот еще что. Может,ты знаешь, что это такое?

Она достала медальон и, раскрыв его, поднесла к мордочкесобеседника. Ожидала, что вновь, чего доброго, начнутся акробатические пляскипо стенам и потолку, но Нимми-Нот сидел смирнехонько, вглядываясь в золотуювещичку, чуть наклонив набок косматую головенку. Из шерсти показались длинныеуши – ага, и уши у него имеются…

– Ну?

– Вот честное тебе слово, не представляю, что этотакое, – наконец протянул Нимми-Нот. – Не могу понять. И усмотретьрешительно не в состоянии. Какое-то оно… не наше. Нездешнее. Никогда несталкивался с подобными ощущениями. Бездна… или не бездна? Как пропасть… Ну непонимаю я! – вырвалось у него прямо-таки со стоном. – Нездешнеечто-то…

– От него может быть опасность? Вообще вред?

– Ха, вроде бы не чувствуется. Ты где это взяла? Может,узнавши, откуда это, удастся найти концы?

– Не удастся, – сказала Ольга. – Это находка.

И подумала, что говорит чистую правду. Именно находка, ведьверно?

– Не люблю я лишних непонятностей, – призналсяНимми-Нот. – Как только они объявляются – обязательно жди беды или крупнойпакости, учен житейским опытом… Ты вот тоже во многом – сплошная непонятность,боязно связываться…

– Я же говорю, что намерена лишь время от временизадавать тебе вопросы, – сказала Ольга. – И ни во что втягивать несобираюсь. Так что смело можешь идти, ты мне сегодня больше не понадобишься, акогда будешь нужен, и не знаю. Вот только об одном душевно прошу: ты Нащокину онашем разговоре не рассказывай, ладно?

– Я ж не болван, – пробурчал Нимми-Нот. –Хуже нет оказаться между двух жерновов… Но он же начнет расспрашивать, что явидел… А что я видел, собственно? Как вы любезничали с…

– Ну-ну, поаккуратней в выражениях, – сказалаОльга, чувствуя, как у нее жарко багровеют уши и щеки. – Доложил?

– Ну и доложил. А куда денешься?

– Так вот, докладывай-ка ты впредь, что я, прах меняпобери, на окна какие-то решетки повесила, сквозь которые совершенно ничего невидать. Да вдобавок они еще и жгутся похлеще крапивы. Уяснил?

– Уяснил, – проворчал Нимми-Нот. – Боязнотолько… Он меня не умеет видеть насквозь, но кто его знает, что там у него взагашнике…

– Ну, а что делать? – пожала плечами Ольга. –Я тебя в это дело впутываться не заставляла, уж попался, так попался, теперь совсем старанием служи двум господам… Ступай.

Нимми-Нот обрадованно порскнул к окну, одним прыжкомоказался на подоконнике и, уже взявшись за приоткрытую створку, обернулся:

– Нет, ты меня точно отпускаешь? И ничего несобираешься мне поручать, никакой работы?

– Говорю тебе, ступай, – сказала Ольга. – Насегодня все.

Нимми-Нот, к некоторому ее удивлению, не выпрыгнул в ночнуютьму, а, помявшись, спрыгнул назад в комнату и медленно побрел к ней, с такимвидом, словно терзался размышлениями. Ускорил шаг, взлетел на подлокотник,поерзал и сказал:

– Может, ты и в самом деле получше некоторых… Я тебевот что скажу… Потому что от тебя новичком так и прет, ты ведь собственным умомни за что не дойдешь… У тебя есть перед ними огромное преимущество. Никто изних не знает твоего имени. Никто. А знать имя, сама понимаешь – быть в полушагек цели.

– Подожди, – сказала Ольга. – Как это? Как –не знают? Да тот же Нащокин прекрасно знает, как меня зовут…

– Ничего он не знает. И никто не знает. Ладно уж, ты сомной вроде бы по-доброму, вот я и поделюсь тем, что вижу… «Ольга» – это так,это уже потом… А твоего настоящего имени никто не знает, похоже, и ты сама… ноэто даже лучше…

И только сейчас Ольга сообразила, что он имел в виду и чтоон, стервец, усмотрел. В самом деле, логично было предполагать, чтополугодовалого младенца неизвестные родители успели как-то назвать. Скореевсего, так и было. Ольгой-то ее потом окрестили, позже, когда нашли, а какое унее настоящее имя, ей и самой неизвестно…

– Это большое преимущество – когда никто не знаеттвоего имени, – серьезно сказал Нимми-Нот. – Это обстоятельство тебя,конечно, от всех напастей не убережет и полной защиты от опасностей и козней,не надейся, не предоставит… но все же у тебя есть определенное преимущество.Мало кто из иных таким может похвастать. Лишняя защита… Ты это учти.

– Обязательно учту. Спасибо.

– Да ладно, – пробурчал Нимми-Нот таким тоном,словно сожалел о проявленном великодушии. – Сидят тут… нахальные дурехи…строят из себя невесть что, а сами толком и не знают серьезных-то вещей ивыгоды своей не представляют… А насчет молока – ты всерьез?

– Завтра же озабочусь, – сказала Ольга. –Сегодня, сам понимаешь, добрые молочницы спят давно… Завтра приходи. Будет тебебадейка.

– Ну, бадейку-то не обязательно, куда мне столько…Миски достаточно.

– Будет миска, – сказала Ольга. – В этомсамом углу.

– Поглядим… Счастливо оставаться.

Он черным клубком шмыгнул по комнате, перемахнул наподоконник и вывалился во мрак. Ольга задумчиво покачала головой. Не бог вестькакое приобретение, но некоторая польза выйдет и от этого пугливого созданияневеликого калибра. Уже вышла. Насчет не известного никому имени… да это сущийподарок! Нужно будет учитывать в дальнейшем…

Она подошла к окну, отодвинула занавеску и прислушалась кокружающей темноте. До рассвета оставалось еще прилично времени, ни один огонекпоблизости не горел, стояла тишина, только где-то очень-очень далекораздавались вопли припозднившегося прохожего, угодившего, судя по всему, в лапыночных странников, одержимых манией избавлять ближних своих от всего, что имеетхоть малейшую ценность…

Без малейшего труда забравшись на подоконник, Ольгаоттолкнулась от него ногами – в этом не было ни малейшей необходимости, однакоона еще не привыкла к свободному полету и никак не могла обойтись без этогоприема.

Уединенный домик на Васильевском – вместе со всей редкозастроенной улочкой – провалился вниз, в лицо уже знакомо ударил прохладныйвоздух, насыщенный струившейся со стороны залива сыростью. Куда ни глянь,сплошной мрак, ни одного огонька, только немногочисленные уличные фонари желтомаячат редкими светлячками.

Уже привычно определив направление, Ольга полетела к Неве,держась поближе к крышам, – дома на Васильевском невысокие и свидетелейнет. А на большой высоте довольно прохладно – как ни рылась она в памяти, ненашла никакого магического способа с этим справиться (хотя он, быть может, исуществовал).