Обнаженная снаружи и изнутри - Картер Браун

— Нет, не художник.

— Кто же он, помимо того, что является садистом-параноиком?

— А ведь этого я не знаю, честное слово! — Она посмотрела на меня с внезапным интересом. — Очень рада, что вы спросили меня об этом, Рик! Любопытная ситуация, верно?

Я на мгновение зажмурился, быстро допил свой бурбон, думая о том, что сейчас самое важное — не утратить способность рассуждать.

— Ведь он не возник из ничего сегодня вечером? — продолжал я настойчиво. — Он должен был откуда-то прийти.

— Лайза нашла его пару месяцев назад на Пляже культуристов, где собираются разные поклонники бодибилдинга. С тех пор он почти все время торчит у нее.

— Живет в том же доме?

— В квартире Лайзы. Она приехала ко мне только сегодня вечером, потому что боялась оставаться у себя. И она, разумеется, хотела, чтобы я помогла ей добиться от вас признания. Поэтому притащила с собой Марвина.

— Как Харольд познакомился с Энджи?

— Не имею понятия.

Она слегка пожала плечами.

— Однажды я забежала к нему, она ему позировала. У нее — очень неплохая фигура. — Полли глубоко вздохнула, ее крохотная кофточка только чудом не лопнула от такого напряжения. — Излишне худощава, конечно.

Видимо, последнее замечание воодушевило ее, потому что она допила свой бокал тремя глотками и протянула его мне.

— Пожалуйста, повторите!

Я смешал новые “усиленные порции” и подал Полли.

— Спасибо.

Без промедления она поднесла бокал к губам и сделала большой глоток.

— Я пью исключительно как лекарство, — пояснила она, удовлетворенно вздохнув. — На месте врачей я бы прописывала спиртное гораздо чаще. У меня, например, больше не болит шея.

— Только не злоупотребляйте этой микстурой, — предупредил я ее. — Не забывайте, что вам еще нужно возвращаться домой в вашей колымаге!

Она наморщила нос, затем покачала головой.

— Не ночью же. Может быть, утром?

— Что значит “не ночью”? — буркнул я.

— Мне совершенно не улыбается перспектива оказаться сейчас дома. Могу поспорить, Лайза и Марвин поругались из-за того, что она отвязала вас от стула. И кроме того, мне просто не хочется быть втянутой в эту историю.

— Ладно, — смилостивился я, — можете переночевать на кушетке.

Она бросила на меня взгляд, который принято называть “лукавым”.

— Вы шутите?

— Я чертовски устал после сегодняшних приключений, — сказал я сердито. — Мне необходимо принять горячий душ и затем спокойно отдохнуть в постели Вы можете лечь на кушетке или отправляться к себе домой. Выбирайте сами.

Я встал, забрал свой бокал и двинулся по коридорчику туда, где находилась ванная комната и спальня. Минут через двадцать я почувствовал себя значительно лучше. Горячий душ самым чудесным образом прогнал всю боль, разбитые губы я смазал кремом. Облачившись в пижаму, я неторопливо прошел в спальню, радуясь тому, что больше не чувствую себя немощным. Временами мне кажется, что спокойный сон куда более заманчив, нежели собственный гарем даже в кредит. И это был именно такой случай.

Когда я пришел, спальня оказалась занятой. Некая бесстыжая галлюцинация, светлые волосы которой торчали во все стороны и больше не напоминали треуголку Наполеона, с наглым видом сидела на моей кровати, как будто она имела на нее полное право. Валявшийся на стуле кусочек полосатой материи свидетельствовал, что сейчас на ней остались всего лишь крохотный лифчик и подобие фигового листика, который почему-то называют трусиками.

Ее голубые глаза робко посмотрели на меня, губы подрагивали, а голосок прозвучал очень жалобно:

— Кушетка очень жесткая, к тому же там какие-то шишки и бугры...

— Точно такие же появятся и на вас, если вы сию же минуту не уберетесь отсюда! — рявкнул я.

— Вы хотите сказать, что не желаете, чтобы я провела здесь ночь?

— Совершенно верно, не желаю! Вон отсюда! Присущий ей насмешливый изгиб бровей превратился почти в вертикальный, пару секунд она разглядывала меня. Потом ее глаза приобрели непокорно боевое выражение. Поднявшись с кровати, она гневно выкрикнула:

— Повторите-ка еще раз!

— Вон! — крикнул я.

— Подождите минуточку.

Наклонившись вперед, она завела руки за спину, затем неторопливо снова выпрямилась. При этом ее бюстгальтер без бретелек немедленно скользнул вниз, а розовато-кремовые груди как бы устремились ко мне, обрадованные внезапно обретенной свободой. У меня сразу же перехватило дыхание. А галлюцинация с неменьшим проворством освободилась от фигового листика, который ударом ноги был отправлен в противоположный конец комнаты.

— А теперь повторите-ка это еще раз! — приказала она.

Надо отдать должное моей эндокринной системе — в самые ответственные минуты она вбрасывает в кровь необходимое количество адреналина, снимая усталость и придавая новые силы. И в это мгновение у меня появилось адреналина даже больше, чем требовалось.

— На кушетке действительно есть шишки и бугры, — пробормотал я как в лихорадке, — так что почему бы вам, золотце, не лечь спокойно на кровати и больше ни о чем не беспокоиться? Ложитесь и расслабьтесь, а я позабочусь о свете.

Я так быстро о нем “позаботился”, что произошло довольно болезненное столкновение, когда мы одновременно пытались забраться в постель. Полли взвизгнула и резко оттолкнула меня в сторону.

— Вы что, каннибал? — застонала она.

— Это получилось случайно, — ответил я. — Понимаете. Я улыбался, вот почему у меня был раскрыт рот. Честное слово, у меня и в мыслях не было кусаться!

— Ха!

Это восклицание было столь эмоционально экспрессивным, что у меня буквально встали дыбом волосы.

Я посчитал, что, возможно, слишком поспешил выключить свет, потому что в комнате было настолько темно, что я не смог различить нагую блондинку даже перед самым носом. Раздался скрип пружин, очевидно ей удалось благополучно добраться до кровати, и мне оставалось лишь присоединиться к ней. Я вытянул вперед руку, чтобы нащупать хотя бы спинку, но то, до чего я дотронулся, выскользнуло у меня из-под пальцев. Полли взвизгнула:

— Не надо! Я боюсь щекотки!

— Да я пытаюсь отыскать проклятую кровать! — прошептал я.

— Тогда стойте на месте и позвольте мне руководить вами, а то у меня такое ощущение, будто я окружена врагами. Не знаешь, откуда ждать нападения.

Я простоял секунд десять, одинокий и потерянный, в кромешной тьме, затем она неожиданно тронула меня холодной рукой, и теперь уже я истерически хихикнул. Рука исчезла, наступила тишина.