Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография - Арсений Александрович Замостьянов
Шрифт:
Интервал:
Нахальства Рыкову в те годы хватало с избытком, и нервы не пошаливали. После обыска (первого в жизни!) он отлично выспался и с утра блестяще показал себя на экзамене. Никто из учителей не почувствовал в его поведении волнения, им даже показалось, что гимназист Рыков и заикался в то утро не больше и не меньше обычного. И жестикулировал в своей обычной манере, увлеченно разбирая математические опусы. Отличный ученик! Между тем обыск в рыковской комнате не был секретом для большинства учителей! Одни в то утро восхищались выдержкой гимназиста, другие сомневались в том, что он действительно посещал нелегальные кружки и читал запрещенную литературу. Повествования про Французскую революцию, Чернышевский, Герцен — другое дело, такие книги не рекомендуются для гимназистов, но издавна привлекают их внимание. Совсем другое дело — взрывоопасные революционные прокламации и манифесты… Если бы Рыков действительно их читал и держал дома — обыск произвел бы на него куда более сильное впечатление… Предполагая так, они не учитывали природный артистизм гимназиста. Да, он был великим притворщиком, а гимназия исправно подготовила Алексея не столько к университету, сколько к двойной жизни. Он уже поделил мир на своих и чужих, и обманывать последних считалось доблестью, а не прегрешением. У Рыкова это получалось ловко и непринужденно.
Этот эпизод как будто специально придуман для остросюжетной психологической драмы. Пылкий юноша с горящими глазами под стеклами очков попадает под подозрение полиции, с трудом выскальзывает из рук правосудия после обыска, а потом следует в классическую гимназию, сдавать экзамен — и выглядит безукоризненно. В жизни Рыкова таких «кинематографических» эпизодов еще будет немало.
Директор гимназии дал ему такую характеристику: «Рыков происходит из крестьянской среды, чем до некоторой степени можно объяснить угловатость его манер… В общении с преподавателями нередко проявлял излишнюю развязность и в беседах с ними обнаруживал некоторое свободомыслие… Обладая довольно хорошими способностями, он занимался с большим старанием физико-математическими науками. За уроками обнаруживал достаточное внимание, но письменные работы исполнял не всегда с должным старанием, особенно по древним языкам. По своему умственному развитию Рыков может считаться достаточно подготовленным к получению высшего образования; что же касается его дальнейшего поведения, то оно в значительной мере будет зависеть от той среды, в которую ему удастся попасть впоследствии. Материальное положение его крайне плохое, так как он круглый сирота и воспитывался в гимназии на скудное жалованье сестры, причем последние два года жил исключительно уроками»[15].
Обратим внимание — как добросовестно составлена характеристика! Конечно, директору помогали, но он и сам, несомненно, приложил руку к этому документу. Получился настоящий физиологический очерк — литературное произведение, написанное с учетом законов психологии. В этих строках можно разглядеть и тревогу за будущее «проблемного» ученика. При этом опытный педагог и администратор все-таки упустил Рыкова, недооценил его революционных увлечений, посчитал их простым мальчишеством. Ему занизили оценку по поведению на один балл — и только.
Уничтожить Рыкова, превратить его в вечного ссыльного гимназические власти могли уже тогда. Но вполне вероятно, что директор 2-й Саратовской гимназии и сам не считал самодержавную модель идеальной. В те годы оппозиция старым порядкам вызревала и в верхах. Конечно, директор не мог поддерживать марксистов, относился к ним куда хуже, чем к самым «варварским» проявлениям царизма. Но он был воспитан на идеалах Великих реформ, поддерживал отмену крепостного права и, вполне возможно, мечтал о новых преобразованиях в либеральном духе — вплоть до появления в России настоящего парламента. И, будучи человеком благородным (не по происхождению — прежде всего по духу!), он не считал себя вправе затаптывать способного молодого человека, уже не первый год вызывающего интерес полиции.
Гимназист, часто получавший похвальные листы, вырос убежденным противником самодержавного государства, более того — противником любой монархии, даже конституционной, о которой в то время мечтали либералы. Мог ли он поменяться? Теоретически — конечно! И таких примеров в истории русского революционного движения (да и просто старой доброй фронды) предостаточно. В известном смысле директор был прав — если бы Рыкову довелось попасть в иную среду, если бы эта среда чем-то привлекла его — он мог бы и преодолеть свой юношеский радикализм. Но он повсюду легко находил себе подобных — и в учебных заведениях, и в кружках, и в окружении сестер и братьев. Сформировался круг, выход из которого был только в совершенствовании своих представлений о социализме.
Где учиться после гимназии? Университет в Саратове к тому времени еще не открыли, о нем только мечтали, мечтали многие — от губернатора до гимназиста. Мечтали десятилетиями. Императорский Николаевский университет появится в этом городе только в 1909 году, по инициативе премьер-министра Петра Столыпина, причем до 1917 года там будет действовать только один факультет — медицинский. А во времена гимназической юности Рыкова… Реальное училище, институт благородных девиц, учительский институт, фельдшерская школа и устроенная в пригороде школа земледельческая — вот все учебные заведения, располагавшиеся в городе, который претендовал на звание «столицы Поволжья». И сам Рыков, и его учителя, и родня не сомневались, что ему следует продолжить образование в университете. В Санкт-Петербурге, в Москве или в Казани. Предпочтительными, более престижными, считались первые два университета — не столько из-за уровня образования, сколько из-за обаяния «огней больших городов» со столичным лоском. Да и для революционера там открывались более широкие горизонты, чем на берегах Волги, — считалось, что именно в столицах, среди многочисленного (по тогдашним российским меркам) пролетариата, вызревает революция. Но… четверка по поведению закрывала перед гимназистом двери столичных университетов. Думается, Рыков знал об этом и, по крайней мере, в девятом классе понял, что до столичных кафедр его не допустят — как неблагонадежного. Этот юноша умел мыслить логически и просчитывать ситуацию на несколько шагов вперед. Без университета он своего будущего не мыслил — в том числе и революционного. Он кое-что понимал о подпольной жизни прошлых десятилетий и вряд ли считал, что заслужит отличную оценку за поведение, которая давала право поступления в столичные храмы наук. И перспектива переезда в Казань гимназиста Рыкова не пугала: иначе он вел бы себя осмотрительнее по части церковных обрядов… Ведь ему нетрудно было
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!