Темный огонь - К. Дж. Сэнсом

– Прости меня, Годфри, – проводив их взглядом, произнес я. – Я было собрался тебя представить, но она начисто лишила меня этой возможности. Не слишком вежливо с ее стороны.

– Аристократы все невежи, – напрямик заявил он. – Впрочем, мне не очень-то и хотелось быть представленным. Ты хоть знаешь, кто она такая?

Я отрицательно покачал головой. Меня никогда не интересовало лондонское общество.

– Она вдова сэра Харкурта Брейнстона. Самого крупного торговца в Лондоне. По крайней мере, он являлся таковым, пока не умер три года назад. Ее муж был значительно старше ее, – неодобрительно добавил он. – На его похороны пришло шестьдесят четыре нищих. По одному на каждый год его жизни.

– Ну и что же здесь не так?

– Она из аристократической фамилии Воген. Той самой, что потерпела крах в тяжелые времена. Мистрис Онор вышла замуж за Брейнстона ради его денег. А с тех пор как его не стало, завоевала себе репутацию первой дамы Лондона. Она пытается вернуть своей фамилии прежний вес, который та утратила в войнах между Ланкастером и Йорком.

– Это семейство имеет древние корни, не так ли?

– Да. А теперь представь, что ныне любимое занятие леди Онор – усаживать папистов и реформаторов за своим обеденным столом. И получать от этого сомнительное удовольствие. – Он бросил на меня убедительный взгляд. – Недавно она пригласила епископов Гардинера и Ридли. И завела с ними разговор о пресуществлении. Разве можно так играть с вопросами, касающимися религии? – В его голосе послышались жесткие нотки. – Они требуют глубокого размышления, от которого зависит судьба наших бессмертных душ. Помнится, именно так ты всегда говорил, – добавил он.

– Да, говорил, – вздохнул я. Моего друга весьма беспокоило то, что за последние годы я утратил значительную долю религиозного пыла. – Выходит, она разделяет убеждения как папистов, так и реформаторов.

– У нее за столом сидят Кромвель и Норфолк. Однако она не питает преданности ни к тем ни к другим. Не ходи к ней, Мэтью.

Я колебался. Сила и загадочность, которые источала эта дама, на долгое время лишили меня покоя, всколыхнув что-то давно забытое в глубине души. Но в то же время оказаться посреди споров, о которых упоминал Годфри, было для меня малопривлекательной перспективой. Кроме того, несмотря на лестные слова, которые, по всей очевидности, послал в мой адрес Кромвель, встречаться с ним я не имел ни малейшего желания.

– Ладно, посмотрим, – неопределенно пробубнил в ответ я.

Годфри бросил взгляд в сторону, где находился кабинет Марчмаунта.

– Держу пари, он многое бы отдал, чтобы получить такую родословную, как у нее. Я слыхал, что он до сих пор использует Оружейную коллегию для прикрытия своего происхождения. А между тем его отец был обыкновенным рыботорговцем.

Я рассмеялся.

– Да уж, такую партию он мимо себя просто так не пропустит. Представляю, до чего ему хочется соединиться с кем-нибудь из благородных кровей.

Неожиданная встреча на время отвлекла меня от текущих забот, но стоило нам переступить порог обеденного зала, как они захлестнули меня с прежней силой. Под высоким сводчатым потолком в конце длинного стола сидел в гордом одиночестве Билкнэп. Не отрываясь от чтения толстой книги, он яростно орудовал ложкой, запихивая еду в рот. «Монахи в монастыре Оукхэма». Не иначе именно так называлось дело, которое он жадно изучал, чтобы сослаться на него, выступая против меня в Вестминстер-холле через неделю.

Уголовный суд Олд-Бейли представлял собой небольшое и весьма скромное по внешнему виду здание, примыкающее к внешней стороне городской стены напротив Ньюгейта. Оно было начисто лишено архитектурных излишеств, свойственных гражданским судам Вестминстер-холла. Между тем проходившие здесь судебные разбирательства касались не денег и собственности, а увечий и смерти.

Утром в субботу я прибыл сюда в назначенное время. Обыкновенно по субботним дням слушания дел не происходило. Однако грядущая судебная сессия, которая должна была начаться на будущей неделе, требовала большой занятости ее участников. В связи с этим было решено перенести судебное разбирательство на более ранний срок, дабы до начала собрания законников поставить точку на уголовных делах. Сжимая в руке папку бумаг, являвших собой выписки из образцовых судебных процессов, я вошел в зал суда и занял свое место на скамье.

Судья Форбайзер восседал на возвышении и изучал лежавшие перед ним документы. Его красная мантия ярким пятном выделялась на фоне мрачно одетой толпы. Народу в зале суда собралось немало. Проходящие здесь судебные процессы, и в особенности случай с мисс Уэнтворт, вызвали у общественности большой интерес. Я поискал глазами Джозефа и обнаружил, что он сидит на краю скамьи, под давлением толпы прижавшись к окну. Весь его облик свидетельствовал о сильном волнении, я сразу обратил внимание на то, что он кусает губы. В знак приветствия я поднял руку, пытаясь внушить ему уверенность, которой на самом деле сам далеко не ощущал. Он посещал Элизабет в тюрьме каждый день, но за это время она по-прежнему не проронила ни слова. Я встретился с ним накануне вечером и сказал, что буду строить свою защиту, упирая на ее помешательство, ибо ничего иного нам не остается.

Немного поодаль я заметил человека, необычайно похожего на Джозефа, должно быть, его родного брата, Эдвина. Он был одет в отороченный мехом зеленый дублет добротного вида. Лицо его выражало явное беспокойство. Заметив на себе мой взор, он метнул в меня гневный взгляд и еще крепче завернулся в свое одеяние. Значит, он знал меня в лицо.

Перед Эдвином, на другом ряду, сидел тот самый молодой человек, который следил за мной у аптекарской лавки Гая. На этот раз на нем был строгого покроя дублет темно-зеленого цвета. Подбородком он опирался на согнутую в локте руку, которую самым бесцеремонным образом поместил на перила, отделявшие слушателей от судей. Его устремленный на меня взгляд был вызывающим и источал некий нездоровый интерес. Я нахмурился, и, будто в ответ, он мне коротко улыбнулся, после чего, слегка поерзав на месте, принял более удобное положение. Как я и думал, они послали следить за мной этого негодяя. Очевидно затем, чтобы выбить меня из седла. Но не тут-то было. Что-что, но этого сделать им не удастся. Я поправил на себе мантию и бодрым шагом направился к скамье, на которой обычно сидели адвокаты и которая сейчас пустовала, поскольку данное разбирательство было связано с уголовными преступлениями. Стоило мне на нее опуститься, как я заметил в проходе Билкнэпа. Он разговаривал с одним из постоянных членов суда, представителем священнослужителей.

В те времена по-прежнему существовало множество злоупотреблений духовным саном. Если обвиняемый признавался виновным, тогда, объявив себя по церковным законам духовным лицом, он имел право для получения наказания быть переданным в руки священника. Все, что требовалось сделать для подачи иска, – это доказать свою грамотность посредством чтения начала пятьдесят первого псалма. Однако король Генрих Восьмой ограничил использование этого права, разрешив применять его только к тем осужденным, которые совершали незначительные преступления. Между тем установление продолжало существовать. Те, кто проходил успешно испытание проверкой грамотности, помещались в церковную тюрьму и пребывали там до тех пор, пока священник не удостоверится в их раскаянии. Данное обстоятельство подтверждалось двенадцатью свидетелями, имевшими достойное положение в обществе, которые давали показания в пользу оправдания осужденного. У Билкнэпа была целая армия таких свидетелей, которые за определенную плату могли подтвердить что угодно. Хотя подобная область его занятий была хорошо известна всем в Линкольнс-Инне, среди барристеров никогда не практиковались доносы друг на друга.