Река любви - Барбара Картленд

— У меня всегда найдется время для вас, лорд Саутуолд.

— Благодарю вас, — ответил он. — Я чувствую, что должен воспользоваться этим.

Она одобряюще улыбнулась ему, и он сказал:

— У меня есть на уме одно дельце, относительно которого я хотел бы получить ваш совет или скорее использовать ваше «провидение». Если оно мне удастся, вы должны будете назвать мне ваш любимый камень. Мне кажется, это изумруд.

— Это как раз мой камень, — тихо сказала Лили, — по дате моего рождения.

— Значит, я думаю, пора устроить вам день рождения.

Лили закрыла глаза и, не открывая их, произнесла:

— Я вижу, что вы должны продолжать то, что запланировали, но будьте начеку. Там есть один человек, которому я не доверяю. Вы должны относиться ко всему, что он предлагает вам, с очень большой осторожностью. Как бы настойчиво он ни пытался убеждать вас, взвешивайте все тщательно, прежде чем сделать какой-либо шаг, пользуясь собственной интуицией, которая, как я говорила вам, необычайно восприимчива.

Лили остановилась, и, хотя все еще не открывала глаза, она знала, что лорд Саутуолд напряженно смотрит на нее;

— Что вы еще видите? — спросил он.

— Я вижу, что вы достигаете всего, чего желаете. Неудача невозможна. Вы всесильны и непогрешимы, но в то же время будьте настороже!

— Это как раз то, что я и сам предчувствовал, — заметил лорд Саутуолд, и Лили, открыв глаза, подумала, что все это было слишком легко.

Единственным в компании, кто не проявлял ни малейшего уважения к ее способностям провидицы, был Гарри.

Когда она встречалась с ним глазами через стол за обедом и когда лорд Стаутуолд говорил о ее даре с ноткой почтительности, она чувствовала, что Гарри ей не обмануть.

Лили даже казалось, что если бы он захотел, то мог выставить ее перед всеми обманщицей, шарлатанкой и мошенницей.

Но она тут же убеждала себя в том, что она чрезмерно мнительна и пуглива.

Она не сделала и не сказала ничего плохого, она лишь посеяла в людях, сохранивших почти детскую веру в счастливую удачу, мысль, что она может видеть их будущее.

Что же касается ее самой, то ей не была уготована заранее усыпанная розочками дорожка и горшочек с золотом там, где радуга упирается в землю.

«Они так богаты и влиятельны, — говорила про себя Лили, оставаясь одна в каюте. — Они могут чувствовать себя вне опасности нищеты, одиночества и страха».

У нее дрожь пробежала по телу при воспоминании о том, как бедны они были с отцом и как она страшилась будущего, когда поняла, что сэр Эван после смерти не оставит ей почти ничего.

Однако ей удалось улучшить свое положение, когда сэр Эван был прикован к постели. Она ходила тогда по замку, собирая все, что могло быть не учтено в его завещании, и отсылала в Эдинбург.

Когда они навещали родственников мужа в Эдинбурге, она вступала в переговоры с дельцом, занимавшимся антиквариатом.

Она рассказала ему длинную и запутанную историю о том, как семья вручила ей большое количество вещиц, чтобы она хранила их как память о прожитых годах, но они стали ей в тягость.

— Я не хотела бы огорчать родных, проявивших доброту ко мне, — она выглядела трогательно, говоря своим детским голосом, — но я очень нуждаюсь в деньгах и вынуждена продавать кое-что время от времени, и, конечно же, это должно оставаться в абсолютной тайне.

— Я понимаю, — сказал делец, — и обещаю вам, что все продаваемое вами будет как можно скорее отправлено в мой магазин в Лондоне.

Лили послала ему несколько табакерок, принесших ей на удивление большую сумму, а также какое-то столовое серебро из сейфа, что, по ее мнению, не должно было обнаружиться, поскольку они теперь не устраивали приемов, и даже небольшие картины, которых она не нашла в каталоге среди перечисленного имущества.

После смерти сэра Эвана она отправилась в Эдинбург и продала там его золотые часы и цепочку, несколько пар прекрасных жемчужных запонок для манжет.

Алистер даже спросил ее, куда они подевались.

— Не знаю, — отвечала она, — прежний камердинер вашего отца умер пять лет назад, и он вместо него нанял человека, который ему не нравился, поэтому, когда тот ушел от нас, ваш отец предпочел, чтобы его обслуживали дворецкий и лакей.

Алистер Кэрнс сжал губы в жесткую линию.

— Я думаю, бесполезно просить полицию поинтересоваться этим человеком?

— Перед уходом он сказал, что собирается в Австралию, — отвечала Лили, — якобы у него там живут родственники.

Она знала, что Алистер вряд ли этим займется, и вырученные деньги пошли на ее секретный счет в банке, который она перевела в Лондон, как только отправилась на Юг, используя вымышленное имя, под которым открыла счет в Шотландии. Однако сколько бы она ни накопила законным или незаконным путем, все это было каплей в сравнении с океаном огромных богатств герцога, лорда Саутуолда и, как она могла предположить, большинства его друзей.

Леди Саутуолд поддразнивала Гарри, называя его «богатым холостяком, тратящим деньги лишь на себя», а Джимми хотя и не слыл пока денежным воротилой, однако его, очевидно, ожидало большое будущее.

Со своими спутниками Лили чувствовала себя, как в пещере Аладдина, где вокруг нее все ослепительно сверкает, особенно сам герцог. Ей казалось, что его сильное, атлетическое тело переливается самоцветами, которыми усыпана и его корона.

«Я хочу, чтобы такая же была на моей голове», — думала Лили.

Она представляла себя среди жен пэров, с огромной диадемой в рыжих волосах, с бриллиантовым ожерельем, обвивающим ее белую шею, и с браслетами, ослепительно сияющими при каждом ее жесте.

«Герцогиня Дарлестонская!» — вот кем она станет, а кроме этого титула, у нее будет самый обаятельный, самый очаровательный муж, о каком можно только мечтать.

И тут она внезапно вспомнила, что, когда о нем заходила речь, его награждали и другим эпитетом — беспутный!

Дожидаясь герцога в каюте, она испугалась, что сильное сердцебиение, вызванное ее бурными мечтаниями и расчетливыми размышлениями, выдадут ее истинные намерения!

Герцог стоял один на палубе.

Было еще очень рано, и солнце, поднимавшееся в безоблачном чистом небе, бросало на окружающий ландшафт странный мистический свет, сначала красный, затем желтый и, наконец, ослепительно белый.

«Неудивительно, — думал он, — что древние египтяне из всех божеств особенно почитали Pa — бога Солнца».

С тех пор как они оставили Средиземное море и плыли сначала по дельте Нила, похожей на лотос, и затем по самой реке, он с каждой минутой чувствовал, как эта страна, которую он очень хотел увидеть, все больше и больше завораживает его.