Чужая страна - Чарльз Камминг

Том лежал на кровати Амелии и как раз подумывал о том, чтобы все же вздремнуть пару часиков, когда телефон наконец просигналил, что пришло сообщение. Он слез с кровати и набрал на сейфе четырехзначный код. Раздался щелчок, показавшийся Тому небесной музыкой, и тяжелая дверца распахнулась.

Внутри лежал один-единственный предмет – ровно в центре. Добыча грабителя. Это были ключи от машины. Наклейка Avis на брелоке, две кнопки, запирающие автомобиль, металлический ключ, выдвигающийся при нажатии третьей.

Том закрыл сейф, положил ключи в карман и вышел из номера.

– Не можете уснуть, месье Юниак?

Радуясь готовому предлогу, Том положил ладони на стойку, изобразил усталую улыбку и объяснил, что его уже много лет мучает бессонница. Но обычно небольшая прогулка помогает.

– Конечно. Позвольте, я открою вам дверь.

Том отметил, что ковер в лобби девственно чист – от битого стекла и лепестков не осталось ни следа, – и еще раз поблагодарил Пьера за то, что тот все убрал. Они спустились на несколько ступенек к входной двери, и уже через пять минут Том стоял у ворот подземной автостоянки на площади Маршаль. Он подумал, что Амелия, скорее всего, оставила машину там же, где и он.

Он ошибся. Том прошелся по всем четырем уровням, постоянно нажимая на брелок, приглядываясь, не мигнет ли где огонек. Стояла абсолютная тишина, воздух был спертым и затхлым. Светили тусклые желтые лампы. На нижнем уровне Том развернулся и снова направился наверх. Он еще раз прочесал всю стоянку, и опять безуспешно. В будке у шлагбаума дремал ночной сторож; ноги он пристроил на стол, руки сложил на груди, поверх свежего номера Paris Match. Том пальцем постучал в окно, и сторож тут же проснулся.

– Excusez-moi[8]. – Ни одна часть его тела тем не менее не шевельнулась – кроме глаз, они распахнулись, как у куклы. – Oui?[9]

– Я думал, что сегодня утром оставил машину здесь, но почему-то не могу ее найти. Может быть, тут поблизости есть еще одна стоянка?

– Etoile, – пробормотал сторож и снова закрыл глаза.

– Прошу прощения?

– Nice Etoile. Rue Lamartine. Cinq minutes à pied[10].

Вторая стоянка находилась примерно на таком же расстоянии от отеля «Гиллеспи», в пяти минутах от площади Маршаль. Том шел по пустынным ночным французским улицам, вдыхая холодный воздух и чувствуя себя чужестранцем. На стоянке он проделал ту же процедуру – начал с нижнего уровня, постепенно поднимаясь наверх, то и дело нажимая кнопку на брелоке.

В конце концов он все же нашел ее. Амелия оставила машину на втором снизу уровне. Том повернулся, внимательно обводя глазами забитое машинами пространство, и вдруг заметил, что в дальнем углу стоянки мелькнули задние фары. Темно-синий «рено-клио», втиснутый между старым белым фургоном и черным «сеат-альтеа» с марсельскими номерами. Ветровое стекло покрывал тонкий слой пыли. Том направился прямо к багажнику и распахнул его. Внутри лежали зонт и крепкие походные ботинки. Он вытащил их и поднял крышку отделения, где хранилось запасное колесо. Оно было на месте. Запаску удерживали пластмассовое крепление в центре и трос; Том освободил колесо и покатал его по полу.

Почти сразу же он увидел сверток, спрятанный в шине. В наволочку из отеля «Гиллеспи» были завернуты паспорт Амелии Левен, ее водительские права, банковские карты и ключи от дома. Сим-карту она положила в маленький чехольчик, свой «блэкберри», который обычно не выпускала из рук, – в плотный бумажный конверт с защитной пузырчатой пленкой внутри, а триста фунтов скрепила резиночкой.

Том положил сим-карту и «блэкберри» в карман пальто и осмотрел всю машину. Амелия почти не ездила в ней, это он понял сразу. Под ногами на водительском месте все еще лежала бумага с логотипом Avis, даже не измятая, и лишь чуть-чуть испачканная туфлями Амелии. Том вернул на место запаску, сунул зонт, ботинки и наволочку в багажник и закрыл автомобиль. Потом поднялся наверх, прошел триста метров на восток по бульвару Дюбошаж и позвонил в дверь отеля «Гиллеспи».

– Ну что, теперь вы готовы ко сну? – Пьер взглянул на часы на своем запястье, словно плохой актер.

– Готов, – подтвердил Том и едва удержался, чтобы не изобразить зевок в ответ. – Не могли бы вы оказать мне услугу?

– Конечно, месье Юниак.

– Не нужно будить меня утром. Я отменяю свою просьбу. Кажется, мне понадобится больше чем три часа сна.

Но уснуть Томасу Келлу все же не удалось.

Он постоял под душем, забрался в постель и попытался отрешиться от всех событий сегодняшнего дня, хотя это и было нелегко – они прокручивались в голове, как бесконечный фильм. Он позвонил Маркуэнду, узнать, нет ли новостей насчет французского мобильного номера, и запросил у техподдержки помощи по сим-карте «блэкберри». Было уже начало пятого. Том знал, что Маркуэнд должен перезвонить еще до семи и что в Челтнеме разберутся с номером уже через пару часов. Не было смысла даже закрывать глаза.

Комната отчего-то казалась ему странно чужой – полная тишина, приглушенное освещение. Том вдруг особенно остро ощутил собственное одиночество – сильнее всего с тех пор, как он покинул Воксхолл-Кросс. Как это часто случалось по ночам, он снова подумал, что всегда знал только одну жизнь, один способ существования, дорогу, идущую отдельно от всех прочих. Иногда Том чувствовал, что весь он, вся его личность сформировалась и выросла из одного-единственного таланта, способности скрываться и обманывать. Он даже не помнил, кем был до того, как в один прекрасный день, когда ему исполнилось двадцать, к нему обратились с интересным предложением.

Что же стало с жизнью, о которой он мечтал? С теми обещаниями, что он давал себе там, на другом берегу? Тогда Том рассказывал всем и каждому, что собирается написать книгу. Убеждал себя, что пойдет учиться на архитектора. И то и другое вдруг показалось ему настолько абсурдным, что он действительно засмеялся вслух. День за днем с начала года – один серый зимний день за другим серым зимним днем! – он старался вести себя как обычный гражданин, человек, который общается с друзьями, ходит к ним в гости, смотрит футбол, болтает ни о чем с незнакомцами в пабе. Он всерьез намеревался научиться жить по-другому – наверстать упущенное, пересмотреть все фильмы и сериалы на телеканале HBO, прочитать романы и мемуары, которые прошли мимо него. Но мир секретных служб неудержимо манил его к себе. На какое-то время Том даже поверил, что может в конце концов стать отцом, но теперь эта мечта была так же далека от него, как и исчезнувшая неведомо куда Амелия Левен.

Он подумал о Джордже Траскотте. Вот уж кому ее отсутствие действительно на руку. Мучаясь бессонницей, Том даже подумал: а уж не сам ли Траскотт устроил это исчезновение? Иначе зачем он организовал слежку за Амелией в Ницце? Почему послал на ее розыски именно Томаса Келла, почему выбрал именно его из всех своих людей? Том открыл глаза. В комнате было темно, только слабый свет фонаря падал в окно. Он презирал Траскотта – не за чрезмерные амбиции, не за изворотливость и вечные аферы, а потому, что Траскотт символизировал собой ту атмосферу корпоративности в МИ-6, которая была так ненавистна Тому. Главным для Траскотта была не Служба, не защита государства, а собственное продвижение. Будь у него IQ пониже или эго чуточку поменьше, Траскотт, скорее всего, делал бы карьеру в соседней отрасли: например, был бы дорожным инспектором и контролировал соблюдение правил стоянки автомобилей или членом городского совета. По ночам ему снилось бы, как он сует под «дворники» талоны за неправильную парковку или выписывает штраф за шумовое загрязнение. Том чуть было не рассмеялся снова, но мысль о том, как Траскотт карабкается вверх по карьерной лестнице, ведя за собой огромную армию аппаратчиков и корпоративных юристов и принося талантливых сотрудников в жертву своему высокомерию, оказалась слишком депрессивной. Амелия Левен была, несомненно, последним барьером, удерживающим МИ-6 от превращения в одно из отделений комитета по охране труда.