Стрела времени - Антон Мальцев

Белжец (7 км юго-западнее Томашова, вблизи границы) и 23 мая генерал с группой офицеров производил рекогносцировку и осмотр военных сооружений в районе Радымно.

Во многих пунктах вблизи границы сосредоточены понтоны, брезентовые и надувные лодки. Наибольшее количество их отмечено на направлениях на Брест и Львов.

Продолжаются работы по устройству оборонительных сооружений вблизи границы, главным образом в ночное время.

Отпуска военнослужащим из частей германской армии запрещены.

Кроме того, получены сведения о переброске германских войск из Будапешта и Бухареста в направлении границ с СССР в районы Воловец (Венгрия) и Сучава – Ботошаны (Румыния).

Основание: телеграфные донесения округов.

Народный комиссар.

***

20 июня 1941 года, Брест.

Поезд прибывал на станцию Брест. Онищенко уложил свои вещи в картонный чемодан, обитый жестяными скобами.

– Очень жаль, что не удалось договорить. Признаюсь, вы интересный и странный человек. Если бы не вы не были командиром Красной армии, я бы сказал, что вы не тот, за кого себя выдаете, – сказал Онищенко.

Мамин промолчал. В это время не знал, чем себя занять. На полке оставался еще один чемодан, но не было уверенности, что он принадлежит капитану. Алексей понимал, что и так уже наговорил лишнего. Прокол с чемоданом станет катастрофой. Оставалось только ждать, когда уйдет Онищенко.

Алексей посмотрел в окно. Вокзал Бреста представлял собой небольшое двухэтажное кирпичное здание скучного серого цвета. На навесном перроне стояла суета. Тележки, чемоданы, мешки, домашний скарб, разночинный народ от гражданских до военных, шляпы, кепки, женские платки, платья, пиджаки, детские сандалии – все это двигалось, смешивалось, то появляясь, то растворяясь в толпе. Через закрытое окно купе слышался человечески гул, заполнявший привокзальную площадку. Вдоль вагонов сновали железнодорожники. Звучали стуки, скрипы, множество неизвестно откуда возникавших звуков, свойственных вокзальной жизни.

Мамин увлекся картиной перронной сутолоки.

– Здравия желаю, товарищ капитан! Ефрейтор Стебунцов прибыл для сопровождения! – отчеканил чей-то звонкий голос за спиной.

Алексей вздрогнул и повернулся.

– Со мной полуторка! – добавил чуть погодя тот же голос, но уже не так уверенно.

В проеме двери купе стоял молодцеватый, худой как щепка парень и широко улыбался. Лицо ефрейтора было открытым и располагало.

– Здравия желаю. Вы точно за мной? – ответил Мамин.

– Да, я Вас с 4 утра дожидаюсь. Со мной полуторка, – вновь уточнил ефрейтор. – Можем ехать. Где ваши вещи?

– Тык…

Мамин замялся. Сосед сидел на полосатом диване и смотрел на Алексея, посмеиваясь. Его вещи стояли тут же, на полу, и лишь единственный чемодан продолжал лежал над дверью. Вариантов не оставалось. Значит чемодан принадлежит капитану. То есть ему – Мамину Алексею Степановичу. Он хотел потянуться и достать его, но шустрый ефрейтор опередил и, схватив чемодан, с не покидающей лицо улыбкой, всем своим видом показал, что готов к выходу.

– Жаркое время вы выбрали для перевода на границу, – вдруг заметил Онищенко.

– Да граница во все времена была горячим местом, – заметил Мамин.

Ему не нравился корреспондент. Что-то в нем было непривлекательное. Что-то что внушало если не ужас, то тревогу. Хотелось побыстрее отделаться от этого «нехорошего» соседа. Поэтому Мамин двинулся к выходу.

– Не забудьте про девушку, – сказал корреспондент.

Мамин кивнул и, не подавая руки, вышел из купе.

– Еще увидимся, капитан, – в спину прозвучал голос соседа.

На перроне Алексей остановил Стебунцова.

– Ефрейтор, мы девушку до гарнизона можем довезти?

– Девушку?– удивился Стебунцов.

Мамин в двух словах объяснил ситуацию. В это время к ним подошла Лиза. Ефрейтор не знал, будет ли нарушением подвезти гражданскую, но сообщил, что сейчас по всему гарнизону усиление, поэтому решение, то есть ответственность Мамин берет на себя как командир.

К машине отправились втроем, ефрейтор взял и чемодан Лизы. По пути, Мамин с интересом изучал окружающую обстановку и думал. Два дня. Всего два дня. Либо он находит документы, и тогда каким-то образом возвращается домой. Мамин был уверен, что при выполнении задачи должна появиться возможность вернуться. Каким образом сейчас неважно. Но всего два дня! Он даже не знает, где их искать. Собственно, вариантов три, если задуматься. Договор подписывался в Белом дворце. Он на территории Брестской крепости. Это первый. Документы могут храниться в здании НКВД. Это логично. И это номер два. Наконец, есть еще здание обкома. Статьи номер шесть о руководящей роли партии еще конечно нет, она появится только в брежневской Конституции, но это де-юре. А де-факто партия давно занимает руководящую роль. Поэтому документы могут там храниться. Это третий. Что ж, отчаиваться не стоит. Нужно только успеть за два дня. Если нет, то… Об этом думать не хотелось. Через два дня здесь будет ад! Может он что-то существенно изменить? Конечно нет! Санчес об этом же и говорил. То, что должно случиться, то и случится. Даже если оказаться в теле самого Сталина, а не капитана, ничего изменить уже нельзя. Война еще не началась, а колесо смерти уже вращается на всех оборотах. Ни мира, ни войны!

Они прошли через главный вестибюль вокзала. Лиза со Стебунцовым шли впереди и что-то весело обсуждали. Казалось, они забыли про Мамина. Он шел позади. Вокруг привычная глазу советского человека обстановка вокзала. Плиточный пол, несущие колонны, деревянные скамейки со спинками, кассы, привокзальное кафе, откуда на весь зал распространялся запах пирожков и еще чего-то съестного. Даже суета была вполне обычной. Стоял людской галдеж, где-то плакал ребенок, слышались беспокойные голоса мамаш, самоуверенный бас мужчин. Вокзал был наполнен людьми в форме. Мамин, извлекая из глубин памяти информацию, смог определить пограничников, летчиков, связистов. Эти три группы «кучковались» отдельно друг от друга, компактно кружком. Были еще разрозненные группки по два три человека с красными и зелеными петлицами. Меж сидящих и галдящих людей прохаживались два милиционера.

Вышли из здания вокзала. Солнце уже стояло высоко. Вот так же он шел по Вознесенскому проспекту с Машей. Светило солнце, вокруг хаотичное движение. Машины, люди. А он держал ее за руку. И весь мир не существовал. Вернее, он существовал, но только в границах пространства их тел. Маша что-то звонко рассказывала. Он не очень внимательно ее слушал, подставляя лицо греющему солнцу. Он наслаждался этой минутой. Это было счастье! Почему нельзя превращать мгновения счастья, например, в духи. Достал, когда необходимо. Брызнул – и ты счастлив! Мамину захотелось, чтобы сейчас в кобуре, висящей справа, оказался флакон с такими духами. Он даже машинально хлопнул себя по правому бедру. И его обдало холодом.

Нет! Кобура с наганом были на месте. Плотная гимнастерка, брюки-галифе, ремни. Все на месте. В том-то и дело. В вихре размышлений, планировании