На подступах к Сталинграду. Издание второе, исправленное - Александр Тимофеевич Филичкин

щели металлических монстров. Ведь стоит убить водителя грозной машины, как она остановится и не сможет двигаться дальше.

Заметив, что танк уже близко, солдаты высовывались из окопов по пояс и швыряли под гусеницы связки гранат. Часть этих бросков долетала до цели. Мощные взрывы рвали железные траки. Блестящие звенья слетали с высоких катков и расстилались по почве, как длинные ленты.

Стальные чудовища замирали на месте. Открывались прямоугольные люки, и наружу выбирались танкисты, одетые в непривычную чёрную форму. Но мало кому удавалось укрыться в воронках. Почти всех настигли горячие пули. Фашисты валились на советскую землю и застывали на ней, как тёмные кучи тряпья.

Справа от миномётчиков стояла небольшая высотка. С её плоской вершины послышался грохот. В бой, наконец-то, вступили короткоствольные пушки калибра 76-ть миллиметров.

Большие снаряды свистели над головою советских солдат. Они долетали до немецких машин и с удивительной силой врезались в угловатые стенки. Болванки легко пробивали броню. Они проникали в металлический корпус и мгновенно взрывались внутри.

«Коробки» фашистов тотчас загорались, и пылали так ярко, словно их изготовили из вощёной бумаги. Огонь быстро стихал, но клубы плотного дыма всё ещё выходили наружу и столбом поднимались к синему небу. Иногда, детонировал боезапас. Ударной волной срывало широкую башню и швыряло её в сторону на несколько метров.

Фрицы приблизились к окопам вплотную, но соотношение сил уже изменилось. Из двух десятков машин уцелело лишь шесть, а из батальона фашистских солдат осталось не более трети.

Словно по чьей-то команде, танки остановились и, отстреливаясь на ходу, покатились туда, откуда пришли. Одетые в серо-зелёную форму, захватчики тут же упали в траву. Прижимаясь к земле, они медленно отползали назад.

Едва фашисты ушли от советских позиций, как вновь появилась знакомая «рама» и стала, как прежде, кружить в облаках. Какое-то время, всё было спокойно, а потом заработали немецкие пушки. Послышался гул дальнобойных орудий, и на измученных красноармейцев посыпались большие снаряды.

Фугасы летели с проклятого запада и, с душераздирающим воем, врезались в твёрдую почву. Всюду гремели мощные взрывы. Ударные волны поднимали с земли огромные тучи мельчайших частиц. Тысячи раскалённых осколков летели на многие метры и убивали всё живое вокруг. Кое-что из этой напасти досталось полковой артиллерии и миномётчикам, стоящим в глубине обороны.

Сколько часов длился обстрел, Павел не помнил, но ему показалось, что этот кошмар никогда не закончится. Затем, грохот неожиданно стих и наступило очередное затишье.

Парень выбрался из небольшого окопчика, снова засыпанного рыхлым суглинком почти целиком. Он посмотрел на потемневшее небо, затянутое дымом и гарью, и с удивлением понял, что день быстро клонится к вечеру.

Отход на новые позиции

Оставшиеся в живых, командиры пришли в себя после обстрела и обошли все позиции, разгромленные фашистскими пушками. Сержанты провели перекличку и с ужасом подсчитали потери. Выяснилось, что из 3182 человек, прибывших сюда накануне, большая часть погибла на месте. Здоровых бойцов насчиталось чуть более полутора сотен.

Почти полтысячи красноармейцев имели ранения разной степени тяжести. От полученных сильных увечий и крупной кровопотери многие были на грани жизни и смерти. Как и кем оборонять данный рубеж, никто толком не знал. Ещё одна такая атака, и из людей никого не останется.

Не успели офицеры обсудить положение, в котором они оказалась, как послышался топот конских копыт. Возле окопов возник вестовой из штаба дивизии и передал командиру полка пакет из плотной бумаги.

Внутри находился короткий приказ: «Отойти к ближайшей деревне, лежащей в шести километрах к востоку. Встать на околице. Создать рубеж обороны и ждать там прибытия свежей воинской части».

По редкой цепочке солдат прошла очередная команда: «Оставить всех раненых! Приготовиться к маршу!»

Способные двигаться самостоятельно, красноармейцы весьма удивились. «Нужно бросить товарищей?» — читалось на их встревоженных лицах. «А что с ними будет, когда здесь появятся фрицы? Ведь фашисты не станут возиться с калеками. Перебьют всех несчастных бойцов, словно кроликов!

С другой стороны, — размышляли они, — нас слишком мало, и мы не сможем их унести. К тому же, они прочно свяжут нас по рукам и ногам. Сами погибнем и их не спасём!» Как ни сложно всем было, решиться на подобное действие, но люди хорошо сознавали, другого выхода нет.

Раненые тоже всё поняли правильно. Они печально вздохнули и опустили потухшие взгляды к земле. Кто-то обратился к молитве, кто-то к матерной ругани, а кто-то начал готовиться к последнему бою.

Они подтянули к себе винтовки с гранатами и подсумки с патронами. Потом, кое-как поднялись на ноги и постарались занять такую позицию, из которой смогут стрелять по врагам.

Уцелевшие в сражении воины повели себя все одинаково. Они сглотнули комок, появившийся в горле, отвернулись от тех, кто не способен идти, и приняись собираться в дорогу.

Все знали, что за потерю шинели, оружия и вверенного им снаряжения, грозит трибунал и быстрый расстрел. Поэтому, старались взять всё, что было за ними записано. А если получится, то прихватить и боеприпасы. Не то ненароком нарвёшься на фрицев, а отбиваться-то нечем.

В расчёт Павла входило пять человек. Из них невредимыми были лишь он и сержант, командир отделения. Так что, двум крепким бойцам пришлось тащить на себе миномёт калибра 82-миллиметра.

Парень поднял сначала шинель, но потом передумал и не стал надевать её на плечо. Он прицепил сзади вьюк с опорной плитой, а на груди разместил гладкий ствол, ещё тёплый от частой стрельбы. В правую руку, боец взял винтовку, а левой ладонью поднял мешок с притороченной скаткой. Всё это, вместе тянуло не менее полста килограммов.

Тем временем, командир закинул за спину стальную двуногу, впереди закрепил — «трёхлинейку», скатку и «сидор», а в руки взял по лотку с тремя снарядами в каждом. Так что, на невысоком сержанте груза оказалось не меньше, чем на его крепком товарище.

В ходе обстрела фашистов, из восьми миномётов полковой батареи уцелело лишь пять. Три орудия накрыло фугасами, а расчёты, что находились поблизости, насмерть побило осколками. Большая часть тех людей, что выжил на соседних позициях, получила контузии или ранения.

Здоровых бойцов набралось в два раза меньше, чем нужно. Причём, все были навьючены до последних пределов. Вместо одной части орудия, как говорилось в уставе, они брали в руки, что-то ещё.

Даже раненые красноармейцы и те тащили не только шинели, винтовки и «сидоры». Они развязали мешки и положили в них кто одну, а кто даже две четырёхкилограммовые чушки. Плюс взрыватели к ним.

Контуженный взрывом,