С легким паром! - Марина Серова

— Вот и прекрасно! — нарочито обрадованно воскликнула я. — Мир? Сотрудничать будем?

Иванов указательным пальцем постучал по ящику, куда спрятал врученный мной гонорар за это общение, кривовато улыбнулся и одобрительно кивнул головой.

— Великолепно! Просто отлично! Ну что ж, расстанемся на этой доброй ноте. Мне пора.

Я развернулась и направилась к выходу. Иванов, рассчитывая, что я его уже не слышу, на выдохе протянул:

— Слава богу!

Выйдя на улицу, я села на скамейку и закурила. Следующий мой шаг был определен: еду по адресу Беспалова.

О цели этого визита догадаться нетрудно — мне предстояло попытаться выяснить, кто мог желать зла Беспалову. Возможно, его близкие имели насчет кого-нибудь определенные подозрения. Ведь не могло же убийство произойти ни с того ни с сего.

Еще раз на всякий случай заглянув в блокнот, я убедилась, что ехать предстояло совсем недалеко. Затушив оставшуюся треть сигареты о землю, я поспешила к своей «девятке».

Я повернула ключ в замке зажигания, тронулась с места и, миновав несколько улиц, оказалась в нужном месте. Девятиэтажный дом под указанным номером стоял вдоль довольно оживленной дороги, и окна его нижних этажей покрывал плотный слой пыли. Я посочувствовала жильцам и, вспомнив номер квартиры Беспалова, предположила, что и она находится на первом этаже. В ближайшие минуты я смогла убедиться в своей правоте.

Дверь мне открыла молодая высокая девушка. На вид ей было лет двадцать пять — двадцать шесть, поэтому она вполне могла являться несчастной вдовой. Однако на ее лице не было заметно того трагического чувства, которое обычно появляется на лицах родственников в случае гибели кого-то из близких, и это меня немного насторожило.

Заранее планируя действия, я решила сразу же предъявить свои «корочки». Представившись лицом официальным, я получала больше шансов на то, что беседа состоится. И вообще, на мой взгляд, разговор с представителем правоохранительных органов будет менее болезненным для скорбящих родственников.

— Добрый день, — стараясь быть как можно более любезной, сказала я.

— Здравствуйте, — почему-то шепотом ответила девушка.

Я достала из сумки удостоверение и в развернутом виде продемонстрировала его ей, при этом спросив:

— Вы Беспалова?

— Нет, — так же шепотом ответила девушка. — Заходите.

Я переступила порог и огляделась. Одна из дверей вела из прихожей в небольшую, но очень уютную комнату, в центре которой стояла детская кроватка. Реагируя на звуки нашего разговора, малыш в ней зашевелился и закряхтел. Девушка на цыпочках кинулась к кроватке и слегка покачала ее, приговаривая:

— Чу-чу-чу…

Видя, что дитя успокоилось, она так же на цыпочках вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

— Он очень чуткий, давайте потише, — сказала она мне.

— Ваш сын?

— Нет, Беспаловых.

— А вы, простите…

— Я — няня Данилы. Приходящая.

— Вот оно что! — немного разочарованно проговорила я. — Мы можем поговорить?

— Да, идемте на кухню, чтобы малыша не разбудить.

Я последовала за девушкой. Кухня была довольно просторной и светлой. В правом углу, возле окна стоял мягкий диван-уголок. Присев на него с краю, няня представилась:

— Руфь.

— Татьяна, — ответила я и села напротив. — А хозяйка скоро будет?

Руфь тяжело вздохнула и сказала, что жена усопшего Дмитрия Владимировича Беспалова, Ира, уехала. Родители Дмитрия проживают в районном центре Недолюбе, и они настаивают на том, чтобы их сын был захоронен там, где родился. Тем более что в Недолюбе живут многие их родственники, а здесь только Ира и ребенок. Ира согласилась, и вот теперь уехала туда хлопотать насчет предстоящей траурной церемонии.

— Придется тогда допрашивать вас, — вздохнув, сказала я.

Однако поведение няни сразу же переменилось. Если до этого она не выражала никакого протеста относительно нашей с ней беседы, то теперь стала отказываться от разговора, упирая на то, что не имеет права распространяться о личной жизни чужой семьи, что не хочет потерять работу, которая очень неплохо оплачивается.

Я стала настаивать, а Руфь в свою очередь вспомнила о правах и обязанностях российского гражданина и заявила, что без адвоката отказывается со мной беседовать. Никакие увещевания о том, что выяснение истины в интересах Беспаловых, на девушку не действовали, и я начинала терять терпение.

— Я вынуждена тоже напомнить вам некоторые моменты нашего законодательства! — воскликнула я наконец, перейдя со спокойного тона на довольно грозный. — А именно: лжесвидетельство преследуется по закону!

После этого высказывания Руфь стала более словоохотливой, очевидно, взвесила все «за» и «против». Меня интересовало буквально все о Беспаловых, все, что могла знать о них няня. Конечно, жена погибшего могла дать более исчерпывающую информацию, но ее ожидание или поиски заняли бы гораздо больше времени.

В ответ на многие вопросы Руфь просто пожимала плечами. Однако кое-какие важные вещи она все-таки смогла мне сообщить. Так, например, сказала, что Ира работает на химзаводе, причем, несмотря на молодость, занимает один из руководящих постов. Это место ей обеспечил дядя, всю жизнь там проработавший и занимавший высокую должность. Дядя — человек бездетный, Ира — его единственная племянница, поэтому он так и расстарался.

Сказанное меня немало заинтересовало. В голове замельтешило: химзавод — кислота, химзавод — кислота. Уж где-где, а на химзаводе такое добро не редкость, и человеку на руководящей должности, по моим представлениям, достать баночку-другую аш два эс о четыре не составит труда. «Ну и что мы имеем? Жена угрохала мужа?» — спрашивала я саму себя, приходя к мысли, что следует очень обстоятельно поинтересоваться супружескими взаимоотношениями в этой семье.

— А как Ира с Дмитрием жили? Они ладили? — будто бы случайно спросила я у няни Беспаловых.

Руфь посмотрела на меня так, будто хотела сказать: «Не твое дело!» Но тем не менее этой фразы она не произнесла, а дала полный расклад беспаловских отношений, которые раньше были прекрасными, а в последнее время стали хуже некуда. Дело было в том, что Дмитрий изменил жене, а она про это узнала. Узнала, потому что хотела узнать.

Ира часто делилась своими переживаниями с няней Данилы, поскольку близкой подруги у нее не было. Так что в этом смысле Руфь становилась для меня кладезем информации. И девушка хотя и неохотно, но посвятила меня все-таки в нюансы семейной драмы.

Ира по природе своей была очень ревнивой, но мужу этого никогда не показывала. Она подозревала его в неверности и, переживая в душе, очень страдала. Причины для этих переживаний у нее были. Однажды, собираясь постирать своему благоверному брюки, она стала выворачивать карманы и обнаружила там записку с номером телефона, под которым было указано женское имя. С тех пор семейная идиллия превратилась в кошмар с целой чередой бурных скандалов. Дмитрий клялся и божился, естественно, что записка абсолютно ничего не значит. Ира на словах вроде бы его простила, но червь сомнения все время точил ее сердце. И, как оказалось позже, не напрасно.