Ветер, кровь и серебро - Виктория Александрова

это же совсем немного. Так что за него у неё тоже были причины беспокоиться.

— Как дела, Дикон? — поинтересовалась Кристина с улыбкой.

— Всё хорошо, миледи. — Он взглянул на неё снизу вверх — и так вырос довольно высоким, а сейчас ещё и сидел в седле — и чуть склонился.

— Не боишься?

— Для меня честь отправиться с милордом в эту поездку, — отчеканил Дикон. Его голос звучал очень низко и глубоко, певуче, почти как у менестреля. — Правда, жаль, что службу в гвардии пришлось оставить, но это ещё наверстается.

— А как Рихард, ты же видишься с ним? — спросила она. Чтобы не путать двух юнош-тёзок, она называла брата своего мужа полным именем, а бывшего оруженосца — сокращённым, причём на нолдийский лад.

— Конечно, — рассмеялся Дикон. — Он вообще метит в капитаны, а сам — мелкий выскочка.

Кристина усмехнулась: она знала, что Дикон и Рихард были друзьями, но постоянно подкалывали друг друга в шутку, как, например, сейчас.

— Ну, удачи тебе, — сказала она, пожимая юноше руку.

Странно, что Кристина так легко сходилась с чужими детьми, подростками (а они, как известно, народ непростой), но так и не смогла толком сойтись с собственным сыном. Впрочем, у неё ещё всё впереди.

Она догнала Генриха и предложила как-то неосознанно:

— Может, Джеймса разбудить?

— Не нужно, я уже вчера с ним пообщался, — отозвался Генрих, проверяя снаряжение своего коня: чуть наклонил голову, привычно осмотрел седло, дёрнул подпругу, провёл рукой по светлой гриве. — Он был очень отстранённым, словно ему плевать.

— Он просто не до конца понимает… — попыталась оправдать ребёнка Кристина. — Ему ведь ещё четырёх нет.

— Да, возможно, дело в этом.

Они замолчали, не зная, что сказать друг другу на прощание. Однажды им уже пришлось расставаться на неопределённый срок: три года назад Кристина ездила в западный Бьёльн подавлять восстание Хенвальда, одного из мужниных вассалов, который был недоволен своей новой леди и её правлением. Однако даже тогда, во время этой небольшой (хоть и не менее страшной) войны Кристина знала, что они с Генрихом встретятся снова — через седмицу, две или месяц. Она в любой момент могла отступить из земель мятежника обратно в Айсбург, замок мужа; могла попросить у Генриха помощи, подкрепления — и он бы лично его привёл… Они находились в седмице езды друг от друга. А теперь… Если навсегда… Нет, этого не может быть. Конечно, не навсегда. Что бы ни случилось в далёком Фарелле, что бы ни решили Фернанд и фарелльский правитель, она всё равно будет ждать своего мужа, даже если потратит на это ожидание всю свою жизнь.

И ведь он не пропадает. Не исчезает бесследно. Конечно, они будут писать друг другу, несмотря на явные сложности передачи писем, рассказывать последние новости, делиться своими мыслями и переживаниями — так было всегда и так будет теперь.

— Ну… мне пора, — начал Генрих, повернувшись к ней лицом.

— Подожди, я… — Она запнулась, но потом взяла себя в руки: — Я забыла отдать тебе кое-что.

Он взглянул на неё вопросительно, а Кристина неловким жестом открыла свою поясную сумочку и извлекла оттуда кожаный ремешок с деревянной пластинкой, на которой была начерчена руна. Многие справочники называли её почти универсальной: она защищала от тёмной магии и злых помыслов, освежала разум, давала сил в битве… Именно это и требовалось Генриху в данный момент. Кристина несколько часов колдовала над этой руной, потратила много времени, чтобы с её помощью защитить мужа как можно лучше.

Генрих понял её без слов. Он с улыбкой принял руну, хотя не раз говорил, что не особо верил во всё это — для него важнее была личная поддержка жены.

— Спасибо, — сказал он.

Кристина снова глупо улыбнулась, чувствуя, как горячие слёзы обжигают глаза. Давно она не плакала… В горле всплыл мерзкий ком, и она не смогла что-то ответить мужу. Он же осторожно сжал ладонями её пальцы, чуть поглаживая, поднёс к своим губам, потом поцеловал её в лоб… Кристина замерла, ощущая дрожь в его руках. Неизвестность и неопределённость пугали их обоих.

Она мягким жестом освободила свои руки, прижала ладони к его плечам, чтобы приблизить его к себе и поцеловать. Неважно, что на них сейчас смотрели несколько десятков человек — главное, что никто из них, кажется, не видел, что она плакала. Генрих во время поцелуя нежно провёл пальцем по её щеке, вытирая последнюю слезинку, потом, отстранившись, что-то прошептал ей, но она не расслышала, прижимаясь к нему, что было сил. Он ласково усмехнулся и провёл ладонью по её волосам на затылке — так легко, невесомо, будто боялся…

Отстранилась Кристина, наверное, только через минуту, резко вытерла с лица остатки слёз и улыбнулась. Когда перед глазами всё прояснилось, увидела, что Генрих тоже улыбался ей — ей одной на всём белом свете и больше никому.

Что это она, в конце концов… Не стоит его задерживать, а то к концу дня он не доберётся до места стоянки и будет вынужден ночевать под открытым небом.

— Я люблю тебя, — тихо сказал Генрих, так тихо, что услышала его только Кристина.

— И я тебя люблю, — отозвалась она осипшим голосом и всхлипнула в последний раз — больше нельзя.

Она замерла у ворот, провожая взглядом вереницу всадников, проезжающих по главной улице Нижнего города. Ветер всё усиливался, да и никакой плащ не спас бы её от холода, разрастающегося внутри. Холода страха, тревоги и дурных предчувствий. Холода одиночества и тоски. И не было от него спасения ни в тепле, ни в забвении.

Когда последние всадники скрылись за воротами, Кристина нашла выход. Нужно сделать вид, что Генрих уехал на пару дней и скоро вернётся, а через пару дней снова сделать вид — и так до того момента, когда он наконец приедет окончательно и навсегда. Ну или до того, как она умрёт.

Потом Кристина поняла, что это всё бесполезно и глупо. Бессмысленно обманывать себя и других. Да, она не знала, когда теперь Генрих вернётся и вернётся ли вообще… Это усиливало тревогу и страх, но с этим надо было просто жить. Надо было смириться с тем, что происходит, и быть сильной.

И ждать.

Глава 4

Кристина хотела поспать ещё хотя бы час, чтобы приняться за дела отдохнувшей, со свежей головой и здравыми мыслями, но, когда в восьмом часу утра в коридоре её нагнала служанка с письмом, поняла, что выспаться не получится. А появление служанки почему-то озадачило её: Кристине казалось, что она