Трудный возраст 2 - Яна Лари

к тысяче меня не пугает, потому что мне мало – так упоительно мало! – оставшихся до взрыва секунд.

Лиам вбивается в меня глубокими рывками: не сдерживается, не сдерживает, не заботится о звукоизоляции и пролитой воде. Просто кричит каждым движением: я с тобой, больше ни о чём не думай.

Мне с открытыми глазами почти ничего не видно. Все очертания смазываются, остаётся только ритмичный плеск. От заполнившего ванную пара трудно дышать, на языке горько от пены, лёгкие горят. Спущенная с одного плеча блуза льнёт к коже, сковывая тело. В этой комнате сплошные тесные рамки, но ощущение свободы, кажется, можно потрогать руками.

Меня начинает трясти при одном только взгляде на сосредоточенное лицо Лиама. Мне хорошо настолько, что приходится кусать губы. И молча кричать, и обхватывать его крепче непослушными пальцами. И безоговорочно верить, что это – навечно, каким бы коротким оно нам ни было отмерено.

Глава 14

Лиам

Того, что мать у Марины ранняя пташка ни я не предвидел, ни она не сказала. Как женщина воспитанная, Зоя о своём визите сообщила заранее. Но новость от этого приятнее не стала. В семь утра желания моего организма весьма далеки от светских бесед.

Немилосердно себя так обламывать. Негуманно.

Мы с Мариной сидим на кухне, как две престарелые степенные леди, делая вид, что собрались пить чай. Ждём. На её телефон между тем пачками приходят сообщения, мозоля глаза и накаляя моё любопытство до верха неприличия. Тут вообще возможно как-то устоять?

– Ты собираешься читать? – не выдерживаю её бездействия. Сонливости как не бывало.

– А что?

Марина держится молодцом, чего нельзя сказать обо мне. Я уверен, что отправитель – Иван.

– Ревности моей хочешь?

– Лиам, ты серьёзно?

– Более чем.

Отвлекаю её поцелуем, чтобы схватить со стола телефон.

Вопросы у меня к этому Ване, и отнюдь не праздные.

– Господи, – вздыхает Марина, пытаясь отобрать у меня мобильный. – Мы ведь всё решили, Лиам! Он просто коллега.

– Это ты решила, – отзываюсь, открывая переписку. – Вот, пожалуйста: «Не надо думать, что мне всё равно», – читаю первое сообщение Ивана. – «В чувствах уговоры не работают. Я уважаю твой выбор. Даже если он меня убивает»…

– Лиам, – это личная переписка. Стоп.

– «Это» – пишут матери моего сына. Я не вижу ничего зазорного, в том, чтобы вмешаться. Вопрос не о доверии, а о безопасности.

Марина медленно моргает и заходится недоверчивым смехом.

– Ты шутишь, надеюсь? Мы с Ваней почти четыре года знакомы! Он полностью безобидный.

– «Я могу ударить по твоим чувствам, напомнив, что рядом в трудную минуту был я, а не он. Но Я НЕ ОН! Я – причинять боль не стану. Ты можешь на меня рассчитывать, независимо от сделанного выбора. Когда его снова потянет на вольные хлеба, просто позволь мне быть рядом», – дочитываю всю ту пафосную ерунду, что сочинил Иван, до конца. – Что скажешь?

– Что он много на себя берёт… Но в целом ничего ужасного не написал, ввиду того что мы ещё не поговорили. Иван уравновешенный взрослый мужчина.

– Это уравновешенность – отойти в сторону, когда считаешь, что твоя женщина лезет под удар?

– Лиам!

– Ему удалось посеять в тебе сомнения?

– Перестань.

– Твоё «Перестань» звучит как провокация…

Ныряю ладонью под край узкой юбки. Её ресницы вздрагивают. Доля секунды, пока Марина сомневается, и она неуловимо качает головой.

– Мама с Алёшей должны подойти с минуты на минуту.

– Окно выходит к парадному входу?

Кивнув, она встаёт из-за стола, бросает рассеянный взгляд во двор. Вся в тягостных мыслях…

Не хочу начинать день с негатива.

Хлопаю рукой по выключателю.

Её глаза расширяются.

– Да ты что? Мы не успеем.

– Значит, не успеем. Пока поднимается лифт, у нас будет достаточно времени привести себя в порядок.

Вынуждаю Марину упереться руками в подоконник. От дома напротив нас закрывают кроны и темнота комнаты.

Дефицит времени приумножает ценность каждой секунды.

Рывок – на то, чтобы задрать юбку к талии. Ещё один – чтоб расстегнуть ширинку.

Достаю из заднего кармана презерватив и только затем позволяю джинсам опасть к ногам.

На Марине блузка с открытой спиной. Среди россыпи родинок проступают мурашки…

Зубами надрываю край фольги, прислушиваясь к тому, как учащается её дыхание.

– Следи за воротами… – шлёпаю по ягодице свободной рукой и тут же поглаживаю оставшийся след. – Ты же помнишь? Будет неловко, если нас застанут на горячем.

Марина неразборчиво ругается.

– Поверить не могу, что согласилась на это.

– Не отвлекайся.

Под давлением моей ладони она прогибается в пояснице. Пальцы на подоконнике, кажется, сейчас сломаются, так крепко сжаты.

– Ты всё тот же отпетый негодник!

– Ноги шире, Марина Андреевна.

Меня никогда не парила наша разница в возрасте, но в такие моменты она добавляет пикантности.

Это больше, чем пошлая фантазия поиметь училку. Никакого жеманства… В этом вся её натура. Жёсткая. Строгая. Но достаточно раскрепощённая, чтобы уметь забивать на правила.

Передумав, отбрасываю резинку.

– Спусти трусики.

По её телу идёт волна дрожи.

Кружево убийственно медленно скользит по коже. Моего терпения хватает до середины бёдер. Сжимаю ткань в кулаке и резко сдёргиваю к коленям.

– Порвёшь!

Теперь и голос дрожит…

– Какая жалость.

Упираюсь в неё, не проникая внутрь. Самый сладкий момент – за мгновение до.

– Давай. Насаживайся сама…

– Боже… Ты абсолютно испорченный.

– У нас мало времени, – напоминаю с ухмылкой.

Марина подаётся назад. Всего на пару миллиметров и изнеможённо упирается на локти. Мы рвано, ускоренно дышим.

Просовываю руку под блузу, с нажимом двигаюсь по рёбрам к груди. Сжимаю сосок между пальцами.

Она содрогается всем телом.

– В тебе неприлично мокро, Марина Андреевна – констатирую самодовольно. – Мне нравится. Возьми поглубже.

Взгляд медленно плывёт вниз. Разглядываю каждый миллиметр погружения.

И мне хочется рывком ворваться в эту тугую влажность, толкнуться так, чтоб вышибло дыхание, но это так безумно красиво…

– Медленней. Не забывай смотреть в окно.

Она стоит на носочках. Мышцы ног напряжены и дрожат. Мои пальцы сминают пышную грудь, пытаясь уместить её в ладони. Не помещается.

Марина стонет. Её хриплые интонации стегают по мне.

На миг отстраняюсь и снова вхожу как хотел – грубовато и быстро. Под вскрик. Перехватываю её спереди, помогая поймать равновесие. Вдавливаюсь до упора.

Наше нестройное дыхание сбивается в бессвязные обрывки звуков. Я не чувствую тела, только грохот сердца и потребность ускориться. Ощущение будто улетаю куда-то, и время там измеряется не как обычно, а шлепками и стонами. Его одновременно много и мало. Единственный адекватный индикатор – появление усталости в мышцах. Такой темп после