Письма от другой - Мира Айрон

покойного дяди когда-то была коллекция шкатулок с секретом, и Даниил прекрасно изучил много механизмов. Он хорошенько осмотрел шкатулку, нашёл «тайное» колёсико, покрутил… и крышка шкатулки резко открылась.

В шкатулке лежали стопкой свёрнутые, пожелтевшие от времени, бумаги и пухлый розовый блокнот с бархатной обложкой. Чистенькой, как новый.

Даниил уже знал, что увидит, когда развернул бумаги. Это были сделанные под синюю копирку копии писем, хранящихся в его несгораемом ящике. Та же «слепая» буква «о»… Восемнадцать писем, все на месте. Вот почему они в романе идут слово в слово… Это его и напугало больше всего. Сюжет банален, но письма?..

Отложив письма, он взял блокнот и открыл на первой странице. Конечно же, это дневник. Как у всякой уважающей себя романтичной особы. Красивый мелкий почерк. Датированная запись. Пятнадцать лет назад, когда у них с Лерой только всё начиналось. Даниил погрузился в чтение.

«…У меня спецзадание. Я должна помочь Лерычу «охмурить» какого-то золотого мальчика из МГУ. Так, чтобы наверняка. Он старше нас на год, и уже поступил в магистратуру, получает вторую «вышку», на журфаке. А филолога уже получил. Лерыч всё придумала, она сказала, что он — её «пропуск» в другую жизнь. Но мальчик сложный, ищущий идеал. Лерыч считает, что она не потянет, его не возьмёшь на её «творчество». Она до сих пор делает ошибки и терпеть не может сочинения. Итак, письма от имени Леры буду писать я — некрасивая, но грамотная и начитанная подруга с богатой фантазией. Как у Ростана, только там слегка наоборот…

P.S. Как бы мне хотелось увидеть этого мальчика, ищущего идеал! Интересно же!».

«Сложно работать вслепую, но Лерыч прячет от меня своего Дэна. И зачем-то взяла с меня клятву, что я никому не расскажу о нашей афере. А кому я расскажу-то?! Если я его даже не видела. Лерыч не может даже толком нарисовать словесный портрет. Я же должна писать о его глазах, руках, причёске…

О компьютере мы можем только мечтать, но я нашла у комменды старинную печатную машинку, выменяла на коробку конфет. Печатаю письма Дэну…».

«Они переспали, и мне стало ещё сложнее. Я же должна что-то об этом всём подробно и красиво сказать, а как?! Как?! Лерыч вся в бегах, порхает, Дэн помог ей устроиться в газету… Там колонка светской хроники, это у Лерыча получается прекрасно! Я рада за неё. А мне сочинять про смуглые плечи и горячие глаза Дэна…».

«…Ох, такого наворотила, что сама возбудилась… Тоже, кажется, хочу этого Дэна… Ха-ха-ха. Шутка.

Лерыч удивляется: как это я такое пишу, я же девственница!

Лерыч-Лерыч! Пока ты воплощаешь мечты на практике, я читаю далеко не только институтскую программу! Я прочитала тучу любовных романов, эротических романов, порнографических…даже «Камасутру» бегло глянула! И если когда-то кто-то польстится-таки на мою тощую красоту, мне, пожалуй, будет, чем удивить этого человека. Что-то сегодня я расположена пошленько шутить…».

«Итак, восемнадцать писем и неземная краса Лерыча сделали своё дело. Свадьба состоялась, а меня и не пригласили. Ну правильно, у Дэна состоятельная, известная семья. И так мезальянс, а тут ещё подруга страшненькая из детдома, кому нужна?

А я рада за Лерыча! Надеюсь, у неё всё сложится очень хорошо! Не так уж часто в реальной жизни девушка из детдома выходит замуж за богатого столичного парня. Это только в кино. А Лерыч смогла!».

Больше записей не было.

— Да это не Лерыч смогла, а ты, — задумчиво прошептал Даниил. — Аферистки. Если бы не эти письма, Лерычу бы меня не поймать. Таких, как она, полно на каждом шагу.

Примерно так он и думал. И Наташа поклялась молчать. Но решила написать роман. Видимо, думала, никто уже не вспомнит. А когда он начал активно интересоваться сюжетом, испугалась, включила заднюю.

Он отложил блокнот, но тот раскрылся посредине, и Даниил увидел ещё одну запись. Недавнюю.

«Я сдержала слово, но написала роман по старым письмам. Уверена, что все давно о них забыли, реальная жизнь ведь гораздо интересней!

И мне пришёл ответ сразу из двух издательств. После двадцатого напишу в московское.

Пусть эти письма послужат и мне, потешат хоть моё самолюбие. Ведь за пятнадцать лет ничего не изменилось в этом мире! Мужчины по-прежнему предпочитают красивое, даже если пустое. Главное — оболочка. Никому не нужен твой внутренний мир, твои мечты. Это твой мир и твои мечты, вот при себе и держи. И даже самый лучший, самый умный и красивый, благородный и добрый, единственный… Даже он смотрит сквозь меня своими пронзительными чёрными глазами. Даже он в поисках красивой оболочки. Что ж, ищи… Такой, какая я есть, меня любит в этом мире только Мирон. И тут его отец с ним не солидарен.

И ладно, не такое переживали! Я же детдомовская, всё выдержу!

Возможно, утешит мой роман. Я трезво оцениваю свои способности: знаменитым автором мне не стать, не прославиться. Но взять в руки книгу, созданную мной, было бы очень интересно! Надеюсь…».

Неужели это о нём? Самый красивый, самый умный… единственный? У него же чёрные глаза? Вроде, в тот период больше не было рядом мужчин. Только они с Мироном.

— Дурочка, ничего не поняла, — он закрыл глаза, и откинувшись на спинку кресла, слушал стук своего сердца. — Ты нужна мне очень давно. Ещё с тех пор, как мы жили в Андреевке.

Глава шестая

Наташу выписали через шесть дней. Она просила отпустить её раньше, чувствовала себя прекрасно, но врачи всё сделали на совесть: пролечили, всё перепроверили.

Хорошо, успела вернуться до первого сентября! Как раз накануне.

Даниил Александрович и Мирон навещали её каждый день, по вечерам. Приходила и Зинаида Дмитриевна. Неожиданно Наташа почувствовала себя нужной, почувствовала, будто она часть семьи… Это было слишком хорошо. Слишком опасно.

Даниил Александрович совсем успокоился, словно и не было между ними ссоры, не было его обещания выгнать её. Может, понял, что не нужно ворошить прошлое? Хорошо бы.

Она же, Наташа, наоборот, думала о нём постоянно. Поняв, что он и есть тот самый Дэн, в которого она заочно была влюблена, хоть он и не ответил ни на одно письмо, Наташа совсем разволновалась и растаяла. Будто мало было того, что она и так к нему чувствует! Ещё и прошлое навалилось. И заняться особо нечем в больнице. Вспоминала, думала, мечтала, краснела, бледнела…

Теперь, если он вдруг спросит, она сознается во всём. Ведь он давно развёлся с Лерой. И Леры нет…

Тридцать первого августа Наташу выписали,