Целитель - Антти Туомайнен

Я сидел на заднем сиденье такси, полностью вымотанный, уставившись в темноту, и мне совсем не нравилось то, о чем я думал. Хамид спросил, куда ехать. Я ответил, что пока никуда. Мне нужна была минута, чтобы перевести дыхание. Так мы и сидели в машине недалеко от полицейского участка района Пасила, и Хамид то включал, то снова выключал печку. Оказалось, что даже в этом нужно было соблюдать баланс.

Дождь был теперь таким редким и легким, что человек даже не чувствовал этот холодный зимний дождь до тех пор, пока не понимал, что промок и промерз до нитки. Цифровые часы на панели показывали половину третьего. Хамид шевелил губами в такт плавной музыке, смотрел на меня в зеркало заднего вида, теребил в руке телефон и выглядел явно уставшим. Я открыл карту Йоханны на своем телефоне.

Тапиола, Лауттасаари, Камппи, Кулосаари.

Туомаринкиль, Пасила, Кумпула, Тёлё, Пунавуори.

Запад — восток или север — юг.

Я пытался найти информацию о Паси Таркиайнене, но все, что мне удалось отыскать, было не менее пятилетней давности. У меня было минимум четыре его прошлых адреса: в Каллио, Тёлё, Тапиоле и Мунккиниеми. Он работал в кабинетах частных врачей в Тёлё, Эйра и даже в самом центре города, на улице Кайвокату.

Я вспомнил слова Яатинена и снова посмотрел на полученные данные. В каждом случае фигурировал район Тёлё.

Я искал и по фотографии. Но снимок был сделан более десяти лет назад. Молодой Паси Таркиайнен совсем не походил на убийцу. У него был счастливый вид, он излучал оптимизм, как, наверное, любой талантливый студент-медик. Улыбка Паси была настолько заразительной, что я сам чуть было не заулыбался. Но когда я посмотрел на фото более внимательно, я заметил там кое-что еще. Глаза за стеклами очков мало соответствовали ямочкам на пухлых щеках юноши. Они были старше, чем лицо их хозяина, — серьезные и даже нервные. Светлые волосы были коротко стрижены, смазаны гелем и уложены спереди неровной челкой. Несмотря на широкую улыбку, это был человек, воспринимавший жизнь очень серьезно.

Я отложил телефон, откинулся на подголовник и на какое-то время мою голову заняли совсем другие мысли. Закрыв глаза, я почувствовал себя в машине времени. За секунды я могу оказаться там, где пожелаю, в будущем или в прошлом.

Йоханна.

Всегда и везде.

Я открыл глаза и снова оказался в салоне такси с водителем-африканцем, а вокруг царил дождь.

Я продиктовал Хамиду адрес, и он с явным облегчением тронул машину вперед. Мы спускались с возвышенности в районе Пасила к зоологическому саду. Окна клиники «Аврора» отражали яркие огни фар, как длинный ряд зеркал. Комплекс зданий охраняли военные, особенно много их было у здания отделения для инфекционных больных. Ходили слухи, что охрана здесь находится по двум причинам: чтобы удерживать публику подальше от здания и не дать больным выйти наружу. В тех же слухах что-то говорили о лихорадке Эбола, чуме, дифтерии, абсолютно не поддающейся лечению, туберкулезе, малярии. Деревья парка Кескуспуисто высились за больницей как темная стена. Никто точно не знал, сколько человек живет в парке временно или постоянно. По самым смелым оценкам, эта цифра приближалась к десяти тысячам.

Мы миновали ледовую арену, где толпились сотни людей даже в эти ночные часы. Арена заполнялась народом каждый вечер: она успела превратиться в постоянный приют для бездомных.

На углу Маннерхейментие и Норденскёльдинкату застыла зеленая громада никому теперь не нужного трамвая, будто кто-то просто вышел из него и бросил бесполезную вещь. Хамид молчал. Он объехал трамвай и поехал по улице дальше, в сторону Тёлё.

Мы остановились на улице Мусеокату. Таркиайнен когда-то жил здесь в доме номер 24, а директор компании по производству пластиковой тары был убит со своей семьей в доме номер 3 по улице Вянрикки Стоолин. Расстояние от двери прежнего жилья Таркиайнена до места преступления не превышало ста метров.

Я не стал объяснять Хамиду, зачем мы остановились на Мусеокату, поскольку сам не знал этого точно.

Я вышел из машины, подошел к фасаду дома номер 24 и посмотрел вдоль улицы в сторону пересечения с Вянрикки Стоолин. Я чувствовал, как дождь сначала мягко прошелся по моему лицу, но быстро превратился в острые, замерзающие на лету капли, что падали мне за воротник. Я смотрел в даль мокрой от дождя улицы, а потом разочарованно огляделся — ничто не напоминало здесь о массовом убийстве и не давало подсказки, где искать мою пропавшую жену.

Я прошел по улице Вянрикки Стоолин и посмотрел назад, туда, где стоял перед этим. Отсюда многие квартиры дома номер 24 находились в прямой видимости. Окна дома были темными, за исключением самого верхнего этажа, где я насчитал шесть освещенных окон подряд.

Я пошел обратно к машине и уже собирался забраться внутрь, когда вдруг увидел чуть ниже по улице желто-зеленый знак. Почему я не подумал об этом раньше?

Я попросил Хамида подождать еще минуту и рысцой пробежал сотню метров, подняв плечи и спрятав руки в карманы, будто это могло помочь мне не промокнуть. В уме снова всплыли картины из прошлых лет. Они беспорядочно сменяли одна другую и никак не были связаны друг с другом хронологически или каким-то другим образом. Единственное, что их объединяло, было то, что каждое из этих воспоминаний являлось непрошеным.

Есть в нашей жизни вещи, которые никогда не меняются. Кое-что с годами не становится лучше. Бар выглядел почти так же, как это было десять или пятнадцать лет назад. С улицы в него вели четыре ступени, у двери располагалась длинная стойка. Справа от нее было три столика, а во втором зале слева — еще дюжина. В стене в конце бара был проем. Через него просматривалась задняя комната, где располагалось еще несколько столиков. Комната качалась и подрагивала от взрывов музыки и криков.

Для того чтобы пройти через проем в стене, нужно было затратить определенные усилия, и не меньше усилий потребовалось бы, чтобы получить заказанное пиво. Пол-литровая кружка с пивом с грохотом шлепнулась передо мной, я расплатился и попытался обнаружить здесь кого-то из своих прежних знакомых. Сновавшие взад-вперед за стойкой бармены не были мне знакомы, как и явно не отрабатывающий свои деньги громко раскрывающий рот певец с жидкой бородкой.

Когда-то я ходил в это заведение несколько лет подряд, иногда даже довольно регулярно. Бар располагался как раз по дороге, когда я жил на улице Месхелинкату и пешком прогуливался оттуда в центр и наоборот. Все это было еще до Йоханны. И в тех временах не было ничего хорошего.

За несколькими столиками посетители уже успели пройти точку, до которой возможна внятная беседа. Теперь же самым главным было создавать как можно больше шума, облокачиваться друг на друга и продолжать пить. По пути в дальний зал я так и не встретил никого из знакомых.

Дальняя комната проветривалась еще хуже, чем передняя. В воздухе повис замысловатый аромат, основными компонентами которого были спиртное и моча. Здесь я также не смог узнать никого из людей за столиками и уже развернулся к выходу, как вдруг, после того как тихонько скрипнула дверь подсобки в дальнем углу, увидел наконец знакомое лицо. Это был широкоплечий бармен, которого я запомнил с тех времен десятилетней давности. Он нес в руках ящик с водкой. Мужчина узнал меня. Я приветливо поздоровался с ним и попытался вспомнить, как его зовут. Мне это так и не удалось, поэтому приветствие оказалось коротким. Мужчина не остановился. Он продолжал идти в передний зал с ящиком водки в руках.