Последняя битва - Михаил Ахманов

Кажется, отголосок этой мысли долетел до Горма. Медведь шевельнулся, и в мозгу Иеро раздалось:

«Псы очень миролюбивы. Глуповатые, но преданные. Думают, что все люди хороши, а те, с которыми они живут — лучше всех!» — Сообщив это, Горм фыркнул.

«Молчи! — приказал ему Иеро. — Чем меньше мы говорим мыслями, тем меньше узнают о нас хозяева». — Он метнул взгляд в сторону розовых ковров с развалившимся на них Олафом. Тот насмешливо ухмыльнулся, обнажив крупные пожелтевшие зубы. Серьга раскачивалась и поблескивала в его ухе.

«Толстый, слабый, — прокомментировал неслух Горм. — Что-то понимает в мысленной речи, но немного».

Это было правдой. Вчера, подлетая к острову, Иеро протянул мысленную нить к долине Гейзеров и обнаружил две вещи: во-первых, там было полно людей, а во-вторых, один в этой компании являлся безусловно телепатом. Но слабым и не слишком тренированным; если то был Олаф, оставалось совершенно непонятным, как он творил свои злые деяния — вызывал чудовищ из моря, менял психику людей, превращая их в собак, и смог парализовать сильного разъяренного воина. Ментальный дар у него был, но, по мнению священника, его хватило бы лишь на команду женам подать кувшин браги.

Неощутимый, как слабое дуновение ветра, он выскользнул из сознания колдуна и быстро разыскал другую восприимчивую личность — Снорри Густафссона, судью и целителя. В отличие от Олафа, в чьем разуме доминировали жажда власти, безмерная жадность и похоть, Снорри был достойным человеком — видно, не зря его избрали судьей. Обследовав его мысли, прыгавшие от хозяйственных забот к пациентам, от лова трески к пареньку, поранившему голень топором, Иеро открылся и испытал настоящий шок. В то мгновение, когда Снорри понял, что кто-то вторгся в его разум и говорит с ним мысленно, судью охватил такой ужас, что Иеро пришлось отдернуть свой ментальный щуп. Он попытался снова и тут же обнаружил причину страха: Снорри казалось, что его сознанием овладевает колдун, тот самый ничтожный Олаф, которого мог бы заткнуть за пояс любой ученик-первогодок из школы Аббатств.

Иеро настойчиво, но осторожно, разъяснил его ошибку, и когда судья успокоился, напомнил историю с Сигурдом и Рагнаром. Они беседовали довольно долго; о себе Иеро сообщил, что он — священник Универсальной Церкви, владеющей западным материком, и сейчас возглавляет первую экспедицию в восточные заокеанские страны. В его экипаже — два уроженца Асла, и один из них, Сигурд, желает вызвать на праведный суд и поединок некоего Гунара, сына Олафа. Услышав такую новость, Снорри опять перепугался, и Иеро пришлось заверять судью, что он проследит за тем, чтоб схватка велась честно, без магии и колдовства. Факт мысленной связи с большого расстояния доказывал, что это в его силах.

Данное соображение успокоило Снорри, и священнику почудилось, что у него промелькнула злорадная мысль: мол, на всякого колдуна найдется чародей посильнее. Он пообещал собрать всех бондов и судей тинга, живущих в тридцати милях от долины Гейзеров; заодно выяснилось, что Олаф и в самом деле перебрался в долину с восточного берега, и что местные бонды не слишком рады такому соседству. Прошедшие годы прибавили к списку колдуна несколько новых жертв, в основном — молоденьких девушек; его сыновья тоже желали обзавестись гаремами.

Стражи, таскавшие хворост, закончили свою работу и замерли вокруг вала из сухих ветвей с зажженными факелами в руках. Харальд придирчиво измерил шагами диаметр площадки, загибая пальцы и что-то бормоча под нос. Следившая за ним толпа казалась на редкость мрачной и молчаливой — то ли островитяне вообще были неразговорчивы, то ли их угнетало присутствие колдуна. Но Иеро заметил, что среди собравшихся на тинг нет ни детей, ни женщин, ни молодежи, только зрелые мужчины и старики. Похоже, никто не хотел рисковать своей семьей, и в то же время, повинуясь обычаю, люди явились сюда безоружными, если не считать посохов и коротких кинжалов. Мечи, секиры и копья были только у стражей тинга — и, разумеется, у семейки Олафа.

Сигурд стоял слева, шагах в двадцати от священника, уже обнаженный по пояс, и мастер Гимп что-то втолковывал ему, то и дело приподнимаясь на носках, чтоб дотянуться до уха рослого северянина. Мускулатура была у него не такой впечатляющей, как у Гунара, но горевший в глазах огонь подсказывал, что враг не уйдет из круга живым. Над плечом Сигурда маячило бледное, без кровинки, лицо Рагнара, рука которого то и дело тянулась к ножу. За ним застыли трое судей тинга: старая сморщенная Кристина, рыжеволосый бородатый Хальфдан и Снорри Хромец, оказавшийся щуплым сорокалетним мужчиной, припадавшим на левую ногу. Время от времени Снорри поглядывал на Иеро, будто спрашивая, все ли в порядке, и тут же переводил взгляд на голубоватую тушу «Вашингтона», чуть заметно колыхавшуюся под легким бризом.

Дирижабль был еще одним свидетельством силы пришельцев с запада, явившихся не на большом корабле и без отряда воинов, зато фантастическим, необъяснимым способом — по воздуху! Зрелище воздушного корабля, парившего над берегом, как бы подтверждало ментальную мощь Иеро, вызывало доверие и надежду. Разве мог человек, прилетевший в этом чудесном судне, хоть в чем-то уступать Олафу Торвальдссону? Разумеется, нет; он был по крайней мере таким же сильным чародеем и, вероятно, имел более грозного божественного заступника, чем Один, Тор и злобный Локи. Священник заметил, что и другие мужчины в толпе посматривают на дирижабль, а сыновья Олафа не только глядели, но и шептались. Лица их с каждой минутой мрачнели, и было заметно, что «Вашингтон» внушает им неуверенность и страх.

Стражи поднесли Харальду две секиры с широкими блестящими лезвиями, и по толпе впервые пробежал легкий шелест голосов, признак волнения. Секира — не меч; мечом можно ранить, оставить царапину, но удар секиры беспощаден и кончается смертью или тяжким увечьем. Вид оружия уже подсказывал, что поединок будет смертельным. Впрочем, никто не ожидал иного, помня о нанесенных Сигурду обидах.

Харальд, стоя посередине круга, поднял оружие вверх.

— Сигурд, сын Бьярни, вызывает на смертный бой Гунара, сына Олафа. Ответит ли Гунар на его вызов?

— Ответит! — донеслось с другого конца помоста. — Ответит, и выпустит ублюдку кишки!

— Тогда подойдите ко мне, возьмите оружие и бейтесь. Один и Тор смотрят на вас, воины!

— Я верю в другого бога! — прорычал Гунар, перепрыгивая через вал из вязанок хвороста. — Локи пошлет мне победу!

Он вырвал секиру из руки Харальда. Тот отступил, протянул боевой топор Сигурду и махнул стражам:

— Поджигайте!

И в этот момент раздался негромкий уверенный голос Олафа.

— Я просил бы подождать!

Приподнявшись на ложе из ковров, он оглядел сначала Гунара, потом — Сигурда.

— Конечно, мой сын зарубит этого дохляка. Думаю, что и второго тоже, — колдун сверкнул глазами на Рагнара. — Убьет их обоих и смоет оскорбление, что нанесли мне их семьи, лишив красивой молодой жены. Но что это докажет? Лишь то, что Гунар сильнее этих изгоев, каждого по отдельности и обоих вместе. Ведь так, люди? — Толпа угрюмо молчала, и Олаф продолжал, с насмешкой поглядывая на судей тинга: — Кое-кто из вас уверен, что все случится наоборот, раз к нам заявился жрец неведомых богов, бродяга из далеких мест. Кое-кто думает, что если он спустился с небес, значит, очень силен — может быть, сильнее меня! Но вспомните, люди, что в древности каждый болван летал по воздуху, как говорится в наших сагах! Но мог ли этот болван приманить в прибрежные воды треску? Слушались ли его акулы и кальмары? Мог ли он сделать другого болвана неподвижным, как столб для сушки сетей? И мог ли предвидеть будущее? Нет, не мог! — Колдун выдержал паузу и торжествующе закончил: — А я могу!