И оживут слова - Наталья Способина

они через мост и беседовали. Чужеземец вязанку хвороста нес да ветки свои вполовину себя ростом. И чудное дело: улыбалась старая Велена, хотя до того все думали, что к праотцам вот-вот отойдет. Осиротела она после похода на кваров: последний сын не вернулся. Радимир уж не знал, как в глаза ей смотреть. Он и воинов из молодых пытался к ней приставить, чтобы и в хозяйстве помочь, да и человек все ж живой в доме. Но она и слышать не хотела. «Ничего мне не нужно, – говорит. – Это молодым много надо. А мне, старухе, все хорошо».

Да говаривали, Олег как хворост донес, так и задержался. Дров наколоть, крышу подлатать. А Велена вдруг сказала, что он ей сына напоминает. Она уж несколько лет как слаба глазами была, да после смерти сына, верно, еще и рассудком ослабела. Ну, разве был похож ее смешливый Вадим на молчаливого Олега? Ни повадкой, ни статью не похож. Но никто переубеждать упрямую старость не стал. И, странное дело, нелюдимый Олег так у нее и остался. И будто помолодела Велена.

Книжный рассвет засверкал в водах бурной реки,

Книжный герой обессиленно наземь осел,

Книжная скорбь разлилась с чьей-то легкой руки.

В книжной груди уголек надежды истлел.

Книжный закат уведет долгий день за собой,

Книжное небо раскрасится россыпью звезд,

Но книжная верность вновь вступит в невидимый бой,

Книжную подлость тесня за тысячи верст.

Глава 7

К моему удивлению, мы не пошли через центральную часть Свири, хотя это и был самый короткий путь. Выйдя за ворота, мой спутник почти сразу свернул налево. Я молча шла за ним, стараясь не отставать. Прохожие не просто косились в нашу сторону – нас открыто рассматривали, будто мы были диковинными зверушками в зоопарке. То тут, то там слышался шепоток. Моего провожатого это, казалось, совсем не беспокоило, а вот меня в который раз заставило задуматься: да что же это такое?

Повороты следовали один за другим, словно меня всерьез решили запутать. На миг мне стало страшно, но страх сразу отступил. Радимир доверяет ему. Не зря же он это делает, правда?

Я украдкой бросала взгляды на человека, шедшего рядом, изо всех сил стараясь вспомнить написанные некогда строчки. Ведь было же все! Я знала его, как… как Радимира, Всемилу, Добронегу, как старого Улеба. Я его знала! Вот только знание это было словно подернуто дымкой. Будто из написанного текста вырвали страницы, и теперь ты не можешь вспомнить, о чем там шла речь.

Я знала об этом человеке только то, что услышала уже здесь. Радимир привез его с собой год назад, вернувшись из двухлетнего похода на кваров. Говорили, что он спас Радимиру жизнь. И это было правдой, хотя многие не верили. Я же точно знала, что что-то страшное случилось тогда вдали от Свири, на чужой земле. И то, что я не могла это вспомнить, доводило меня до бешенства. Я понимала, что Радимир об этом не расскажет. Да и, признаться, не решилась бы спросить.

В висках застучало. Я еще раз посмотрела на своего спутника и снова увидела рядом с собой обычного мальчишку. И больше ничего.

В Свири его звали Олегом. Так Радимир переиначил непривычное чужеземное имя Альгидрас. «Аль-гид-рас». Я повторила имя про себя, пытаясь вызвать хоть какие-то ассоциации. Я не знала, почему это было так важно. Возможно, потому, что окутавшая его тайна не вписывалась в общую картину. А может быть, мне просто хотелось… Хотелось чего? Добиться ответа? Узнать правду? В голову пришла бредовая мысль, что он может как-то объяснить происходящее. Ну не зря же воевода отзывался о нем чуть ли не с благоговением.

Я вспомнила слова Улеба о том, что именно Олег вытащил меня из воды. Чем не тема для начала беседы? Но почему-то обратиться к нему оказалось не так просто. У меня пересохло в горле, и мне пришлось откашляться. Идея была не самой удачной – кашель, вроде бы отпустивший меня в последние дни, решил напомнить о себе. Закашлявшись, я остановилась. Он тоже остановился, бросил на меня быстрый взгляд и тут же отвернулся. Словно смотреть на меня ему было… неприятно. В чем дело, в конце концов? Откашлявшись, я нервно заправила прядь за ухо и выдала:

– Улеб сказал, что это ты меня спас.

Он обернулся медленно, будто нехотя, и посмотрел на меня безо всякого выражения, ожидая продолжения. Я даже смутилась. Впрочем, быстро вспомнила, что передо мной всего лишь мальчишка и смущаться тут нечего, поэтому решительно добавила:

– Спасибо.

В первое мгновение никакой реакции не последовало, и я даже успела подумать, что, возможно, он плохо понимает, ведь местная речь ему чужая, но он чуть пожал плечами и ответил:

– Как иначе?

То есть вот так вот? Не «не за что», не «на здоровье», не «ты нас напугала». «Как иначе?»

– Как я поняла, прыгать за борт тебя никто силой не заставлял, так что могло бы быть и иначе, – передразнила я, растягивая гласные, как это делал он.

Он снова пожал плечами:

– Это ради Радима.

Слух снова резанула непривычная мелодика речи. «Ради Радима»? Интересно, вежливость в этом мире еще не вошла в обиход? Или просто мне так повезло? Я не привыкла, чтобы на мои попытки быть милой отвечали вот так. Но достойный ответ с ходу не придумался, поэтому я просто пошла дальше. Он снова поравнялся со мной, не добавив больше ни слова. Почему такое странное отношение ко Всемиле? Так сложно поддержать разговор? Подспудно жгла мысль, что, возможно, он вообще мало разговаривает из-за языкового барьера. Может, он все же плохо понимает? Вытерпев ровно двадцать шагов, я предприняла еще одну попытку:

– А что ж ты навестить за столько дней ни разу не зашел? Ради Радима…

Окончание фразы прозвучало более язвительно, чем мне хотелось бы, но в меня словно что-то вселилось. Мне вдруг захотелось вывести его из себя. Ну же! Пусть, как все эти люди на улицах, скажет, что думает. Пусть скажет, как Злата.

Он резко остановился и повернулся ко мне. Несколько секунд просто меня разглядывал. Спокойно, отстраненно. А потом в его взгляде что-то промелькнуло, но так мимолетно, что я не успела понять, что это. Меня будто окатило ледяной водой – в голову пришла сумасшедшая мысль, что он все знает. Умом я понимала, что это чистой воды бред и такое невозможно, но, с другой стороны, мое появление здесь выглядело еще большим бредом. Почему бы этому человеку не заметить, что я не Всемила? Он ведь явно не был ослеплен любовью и вряд ли так уж переживал по поводу пропажи Всемилы. Разве что… «ради Радима».

Я, затаив дыхание, ждала его ответа. А он… опять пожал плечами и отвернулся, и я успела лишь заметить, как он едва заметно поморщился. Морщинки на переносице убавили от его возраста еще лет пять, и я сразу успокоилась. Напридумывала невесть чего. Мальчишка. А все слухи вокруг него – полная ерунда. К нему просто привязался воевода. Вот и вся его сила и загадочность.

Очередной поворот вывел нас к высокой бревенчатой стене, и я поняла, что мы вышли к периметру города. Зеваки перестали попадаться, а значит, шепотки и усмешки мне пока не грозили. Впрочем, вряд ли он выбрал этот путь, желая оградить меня от любопытства местных. Мне все больше казалось, что он вообще вряд ли помнит, кого и куда ведет, – вон даже ни разу не проверил, не отстала ли я. Вот тебе и провожатый.

У очередного лаза во внутреннюю часть стены нам встретился часовой. Вероятно, с момента исчезновения Всемилы посты усилили.

Часовой поздоровался с Альгидрасом, бросил на меня любопытный взгляд, но ничего не сказал, а я скользнула взглядом по стене. Стена была двойной, сложенной из толстых бревен, в три человеческих роста