Обреченный пророк - Алексей Атеев

– Ну, когда я велел его выпороть, – барин сердито насупился, глядя на непонятливого мужика.

– А-а… – протянул староста и прикрыл рот ладошкой, – не может быть!

– А вот может, – тихо сказал Зайцев, – год сходится и месяц; вчера, говоришь, преставилась… и день… Надо думать, и час он правильно исчислил.

– Да как же-то… – староста испуганно смотрел на Зайцева.

– Зови ко мне Ваську, – вместо ответа сказал барин.

И вот кузнецов сын снова перед ним.

– Сбылись твои пророчества, – без промедления начал Зайцев, – царица померла.

Парень молча кивнул, мол, знаю.

– Ты садись, – Зайцев пытливо смотрел на Василия. Тот нехотя сел. – Расскажи, как это у тебя получается, ну предсказания эти…

Парень поднял голову и посмотрел помещику прямо в глаза. Некоторое время он молчал, потом сказал:

– Этого нельзя объяснить, временами как накатывает… Будто открывается дверь и… – Он замолчал, обдумывая сказанное. Молчал и Зайцев.

– Словом, – подытожил Василий, – будто подсказывает мне кто.

– Что же тебе еще подсказали?

Парень как-то робко и одновременно с чувством превосходства улыбнулся:

– Многое я знаю, но не все говорить велено. Да потом вы сами меня предупреждали: не болтай!.

– Ну мне-то можно!

– Спрашивайте.

– Кто на престоле будет?

– Павел Петрович.

«Ну, это ясно и без пророка, – подумал Зайцев.

– И долго он будет править?»

– Сие пока мне неизвестно, – сообщил Василий, – знаю только, что не своей смертью умрет государь.

– Вон что, – похолодел Зайцев, речи становились опасными. – А каково будет царствование Павла Петровича?

– Будет оно весьма смутно, будут войны… Дурить будет государь, сильно дурить!

«Похоже на правду», – подумал Зайцев, наслышанный о характере наследника.

– Ну, а я… Меня что ждет?

Парень искоса посмотрел на помещика.

– Негоже вам знать свою судьбу, – тихо произнес он…

– Почему негоже? – спросил Зайцев.

– Любовь к жизни потеряете.

– Наоборот! – Зайцев вскочил с кресла и забегал по кабинету. – Наоборот! – повторил он. – Коли буду знать точно отпущенный мне срок, так и остатком распоряжусь по своему разумению, мудро и основательно.

– Ой ли, – усмехнулся парень, – а не смутите ли вы душу, постоянно вспоминая: сколь же до смертного часа осталось?

– Может, ты и прав, – задумчиво сказал Зайцев, снова садясь в кресло.

– Скажу только, – продолжал Василий, – что придется вам еще повоевать под знаменами Александра Васильевича Суворова-Рымникского.

– А не шутишь? – Зайцев серьезно посмотрел на Василия. – Ведь я в отставке.

– Через меня и на войну попадете, – так же серьезно ответил парень.

Зайцев некоторое время молча смотрел на Василия, потом отпустил его восвояси.

Неведомо как, но слух о пророке пошел гулять. Через некоторое время в поместье Зайцева прискакали фельдъегеря и потребовали его в столицу, да не одного, а с пророком. Предстал Зайцев пред светлы очи грозного государя Павла Петровича.

– Говорят, у тебя в поместье пророк завелся? – спросил император.

– Да, ваше величество, – ответил Зайцев.

– И что же он пророчил?

Зайцев рассказал подробности.

– Значит, про смерть матушки он точно сказал, не врешь?

– Врать не приучен, ваше величество.

– Дерзок ты! Пророков у себя развел. А про меня что сказывал твой Васька?

– Не знаю, ваше величество, не спрашивал.

– Ой ли? Ну ладно. Пророка доставить ко мне, а сам ты мне послужить должен, а то от безделья вон вольнодумство развел. Так что в армию. Хоть ты и годами не молод, для службы сгодишься, и не такие служат.

Так сбылось еще одно предсказание Авеля.

К слову сказать, Зайцев с честью служил России и погиб во время Итальянской кампании.

А Василий-Авель? Судьба его круто изменилась. За свои предсказания, а предсказал он с удивительной точностью и смерть императора Павла, и нашествие Наполеона, и сожжение Москвы, не раз попадал он в крепость, а на склоне лет по приказанию Николая I был определен в Спасо-Ефимьевский монастырь. Но что удивительно, никогда не было случая, чтобы его предсказания не сбылись. Каким образом удавалось ему знать будущее, так и осталось неизвестным. Из его мистических сочинений это не становится ясным.

Секретарь горкома партии Аркадий Борисович Караваев после памятного происшествия со зданием школы не находил себе места. Ему безумно хотелось познакомиться с человеком, который обладает такими необычайными способностями. Ну и что, если он лежит в психиатрической лечебнице? Мало ли кто там лежит. Но ведь, как рассказал кагэбэшник, был он близок к самым верхам. А коли и там интересуются подобными вещами, то отчего же не интересоваться ему? К тому же человек совершил, можно сказать, геройский поступок, поступок в лучших традициях коммунистического общества, спас жизни детей. За одно это ему нужно памятник поставить. Так размышлял Караваев, убеждая себя, что ему необходимо встретиться с таинственным ясновидящим.

Были, впрочем, и опасения. Какой-то внутренний голос подсказывал Караваеву: не лезь в это дело, не встречайся с психом, однако… Однако партиец не прислушивался к внутренним голосам. Капитолина, или Первая Леди Ямайки, тоже места себе не находила после того, как узнала о существовании прорицателя.

– Как это так, – говорила она мужу, – тебя, первого секретаря, не пускают в какую-то шизарню, да кто они такие?

– Ну, Капа, – уклонялся от упреков Аркадий Борисович, – ведь никто не говорит, что не пускают. Пустят, наверняка пустят. Просто Разумовский сказал, что главврач подчиняется каким-то особым инстанциям…

– Инстанциям… – насмешливо протянула Капитолина Александровна, – в своем районе ты – бог. И никакие инстанции тебе не указ.

– Ты бы, Капа, не болтала разный вздор, – недовольно замечал Аркадий Борисович, но в душе он был согласен с женой.

– К тому же, – вкрадчиво продолжала Капа, – неужели тебе самому неинтересно посмотреть на человека, который обладает подобными способностями? Сам же говорил: «Был близок к верхам…» Коли уж там не считали зазорным общаться с ним, то почему бы и тебе не пообщаться? Может, чего умного скажет.

Именно «может, чего скажет» и толкало Караваева. Он даже себе боялся признаться, чего ждал от этой встречи. Некоторое время суровый партиец крепился, но скоро вызвал к себе Разумовского и прямиком попросил устроить встречу с главврачом Монастыря.