Тень Белого Тигра - Ксения Хан

по снежному полю не тянулась так медленно, а ночь не покидала Чосон так долго… Он шёл до тех пор, пока горячее дыхание, насыщенное Ци Дерева, выпаривало с кожи солёный замёрзший пот, пока ноги, тонущие в снегу, сами его топили, и от жара тела хрустела под ступнями галька с берега реки.

Предыдущие дни дались Нагилю проще: он почти всё время был Драконом, обращался ранним утром на несколько часов пустого сна и снова возвращался в звериный облик, который допускал так мало человеческого сознания, что Нагиля хватало только на главную цель его путешествия. Нагнать отряд Дэквана, повернуть их вспять до того, как двор Императора Мин поймёт, что порог ему обивает не просто чосонский капитан с предателем из Хансона, а приспешники главного врага Империи, человека, что, по слухам, убил любимую дочь Императора.

Нагиль обходил жилые селения, но знал, что сплетни и пересуды долетят до Пекина раньше Дракона. Знал также, что в столицу Империи послали гонца с ужасными новостями, но не мог искать его и останавливать самостоятельно: это только доказало бы вину Чосона.

Сейчас, пока Нагиль шёл, перебирая усталыми ногами по мёрзлой земле, образы, один другого мрачнее, опутывали сознание и мешали смотреть вперёд. Голову забивали мысли, свойственные не уверенному в силе Великому Зверю, а человеку: страх перед будущим, сомнения в собственном выборе… Доверял ли Нагиль Рэвону, раз оставил на его попечение Сон Йонг сразу после роковой ночи в Хэнджу? Мог ли сказать уверенно, что брат не предаст его снова, не сдаст Сон Йонг своему генералу? Хватит ли Нагилю времени, чтобы догнать Дэквана? Смогут ли они вернуться на родину после?

Нагиль не мог, не имел права потерять своего главного воина, лучшего мастера мечей в Чосоне и, возможно, в Японии и Империи Мин. Нет. Он не мог лишиться друга.

Нагиль остановился перевести дух, крепко зажмурился. Тьма ночи была такой непроглядной, что казалось, будто он идёт вперёд наугад с закрытыми глазами. Если бы не драконье зрение и чутьё, он давно потерялся бы.

Давящая тишина обволакивала тело в такой плотный кокон, что мешала дышать, и из самого нутра Нагиля, из той глубины, в которую он погрузил воспоминания о былом и с тех пор не смел заглядывать, в голову лезли непрошеные образы. Дни, когда Нагиль и Рэвон учились у мастера Вонгсуна и мастера Го, Дракона Воды и его Хранителя. Дни, когда Нагиль и не думал о том, что на его плечи ляжет тяжёлая ноша защитника всей страны. Дни, когда о войне думалось как о чём-то героическом и далёком, почти святом… как о грандиозном событии, которое возвысит смелых и сожжёт в пепел трусливых, принесёт славу и почёт благородным и смерть – подлым.

Кто же знал, что на деле война мешала святых с грешниками, чистых с грязными, своих с врагами. Война осталась грандиозным событием, но обнажила не только благородные мотивы и правильные решения людей, которым Нагиль никогда не верил, но слабость духа и подлость души тех, кого ёнгданте считал другом и братом.

Кто знал, что война разведёт его с Рэвоном по разные стороны? Черта, которую хён [21] провел между ними, сейчас стиралась только благодаря Сон Йонг. И из-за неё же могла превратиться в точку невозврата.

– Останься в живых, – сказал Рэвон перед тем, как они с Нагилем разминулись на перепутье заснеженных дорог: одна вела к Пхеньяну, вторая уводила к границе Чосона с Империей Мин. – Вернись, чтобы мы смогли исправить то, что натворили.

Должно быть, хён говорил о себе. Нагиль помнил, как сильно Рэвон не любил признавать себя виноватым. Понимал ли он, что их разлад – дело рук его самого?

– Верни Сон Йонг в Хансон, – ответил Нагиль и повернул коня на север. – Если она погибнет, всё будет напрасно.

В тот момент он понял, что повторяет давние слова Лан, и невольно усмехнулся, отметив насмешку судьбы.

«Будьте живы, – упорно думал Нагиль теперь, всё больше чувствуя жар в теле. – Будьте живы, оба».

Когда занялся рассвет, Нагиль без сил привалился к горному склону, мягко уводящему тропу к вершине. Жар ослаб, кровь бежала по венам медленнее – ночь сменялась днём, время имуги, а вместе с ним и его сила, истончались, точно нити в ткани ханьфу на Нагиле.

Он размотал остаток плаща, отбросил его за спину, чтоб не душил шею, и втянул носом ледяной зимний воздух, чувствуя, как тот наполняет лёгкие.

«Дух твоего друга уже покинул этот мир», – сообщил Дракон Дерева. Нагиль и сам это понял, ощутил тоску, кольнувшую сердце. Лан казнили во дворце Хэнджу, на главной площади, должно быть. Нагиль старался не думать о том, сколько страданий шаманка вынесла за эти долгие дни, что для него слились в один, бесконечный и бесполезный, но этой ночью в полной мере осознал, что она умерла и отдала свою жизнь за дело, в которое верила.

«Жалеть себя – предавать память о тех, благодаря кому ты ещё жив», – заметил Дракон Металла. Великие Звери не ведали сострадания или страха, им непонятны были человеческие эмоции. Сейчас же – Нагиль позволил себе глупую мысль – они всё-таки утешали его.

Проклятье, он стольких потерял в этой жестокой войне. И стольких же ещё потеряет.

Сжав зубы, Нагиль пропустил сквозь себя холодный воздух. Тот опустился на дно его дань-тяна, завихрился там и погнал Ци по внутренним органам, медленно изменяющимся под действием силы Дракона.

Новый день обещал ему новые хлопоты, но на жалость к себе времени не было. Нагиль обернулся Великим Зверем и поднялся вдоль горного хребта навстречу восходящему за ним солнцу.

Дракон плыл в течении воздуха, который его огромным телом ощущался всего лишь вечерней прохладой. Далеко внизу тянулись земли, от которых пахло рисом и пеплом, абрикосовым цветом и сливовым древом. Это были большие земли, хранящие древние знания, помнящие других Великих Зверей и другие времена – те, когда люди почитали своих богов и подчинялись их воле, а не пытались усмирить то, что им познать было не под силу.

«Значит, всё правда, – отзывался глубоко в теле Дракона генерал слабых людей. – Когда-то вы пришли в Чосон с большой земли».

«Ты ошибаешься, – возразил Дракон Металла. – Но всё же ты прав».

«Твой мэштренним знал это, нашёл в старых источниках упоминания о древних богах Империи, – добавил Дракон Дерева. – Твой мэштренним был мудрым человеком, не в пример тебе хладнокровным. Знал, когда стоит говорить, а когда – молчать».

«Мастер Вонгсун интересовался прошлым гораздо больше, чем настоящим, – ответил генерал трусливых людей, и в отголосках его сознания Дракон почуял злость и обиду. – Но я не виню его».

«Винишь, – выдохнул Дракон