Люби меня всю ночь - Нэн Райан

Выхватив ремень из его руки, она начала помахивать им так же, как это делал Найлз. Затем приказала ему раздеться. Когда он, совершенно голый, выпрямился перед ней, женщина игриво обвила ремнем его худощавые бедра и привлекла к себе.

Высунув кончик розового язычка, она дразняще облизнула пухлые губы.

– Чего же хочет мой сладенький папочка? – Она прильнула к нему и принялась лизать его поросшую светлыми волосками грудь, прокладывая влажную дорожку вниз, к плоскому животу, а затем снова вверх, к напряженным коричневым соскам. – Скажи, чтобы я была хорошей девочкой и папочке не пришлось шлепать меня по голой попке.

Дыхание Найлза стало тяжелым и прерывистым, он дрожал всем телом, голос прерывался.

– Ты знаешь, детка, что мне нужно.

Жеманно улыбнувшись, она прикусила его влажную от поцелуев грудь острыми белыми зубками, затем подняла голову и посмотрела в его пылающие страстью глаза.

– Если папочка не скажет этого вслух, то не получит своего подарка, – возразила она тонким детским голоском.

Зная, что грязные выражения возбуждают ее ничуть не меньше, чем его, Найлз доходчиво объяснил ей, чего хочет.

Спустя мгновение он уже задыхался от наслаждения, сидя на бархатном пуфе с широко расставленными ногами, между которыми расположилась она – такая невинная и юная в желтом платьице с оборками и лентой в волосах.

Дразнящим жестом откинув назад свои длинные локоны, женщина опустилась на колени и сомкнула губы вокруг его пульсирующего напряженного естества.

Она чуть не свела его с ума, прежде чем довела до разрядки.

Спустя полчаса, когда полностью удовлетворенный Найлз натягивал брюки, она поинтересовалась, лениво перебирая пальцами бриллиантовое ожерелье, слышал ли он шокирующие новости.

– Ты имеешь в виду Хелен Кортни и этого ублюдка, янки? – уточнил он, застегивая брюки.

– Угу. Это не нарушит твоих планов?

– Хелен наверняка так думает.

– Ну, с мужской помощью она сможет вырастить приличный урожай. И выручить за него достаточно денег, чтобы заплатить налоги и сохранить…

– Я этого не допущу. Мне нужна эта земля, и она будет моей. – Он усмехнулся и добавил: – Надеюсь, ты заметила, что я умею получать то, чего хочу.

– Заметила. – Она улыбнулась. – Ты видел янки?

Он пожал плечами:

– Нет. Но если через пару недель он не уберется из Алабамы, я позабочусь о том, чтобы он оказался в окружной тюрьме. Как бы то ни было, Хелен придется принять мое предложение до конца лета.

– Ты такой умный, – проворковала она. – Говорят, этот янки довольно привлекателен. Не удивлюсь, если об этой парочке пойдут разговоры.

– И не без причины. – Он погрозил ей пальцем. – Держись подальше от Хелен Кортни, слышишь? Я не желаю, чтобы о тебе болтали, дорогая.

– Ты такой внимательный, такой заботливый.

Найлз коснулся мизинцем бриллиантового ожерелья у нее на шее.

– Было бы неплохо, если ты бы намекнула кому-нибудь из друзей о своих подозрениях… насчет Хелен и янки.

– Ну конечно, дорогой. – Она скорчила капризную гримаску. – Ты уже одеваешься? Мы же только начали разогреваться.

Он усмехнулся и ущипнул ее за щеку.

– Я должен спешить. Моя женушка устраивает прием для сенатора Риггса – по моей просьбе. Я обещал Пэтси пораньше вернуться домой.

Женщина протяжно вздохнула, сомкнув руки у него за спиной.

– В таком случае мы сегодня еще увидимся.

– Вот как? – Он обхватил ладонями ее тонкую талию. – Ты приглашена к нам на прием, дорогая?

– Я бы ни за что не пропустила такое событие, милый, – проворковала Ясмин Парнелл, эффектная брюнетка тридцати трех лет, богатая и уважаемая вдова, устремив лукавый взгляд на почтенного отца семейства, тридцатисемилетнего красавца блондина Найлза Ловлесса. – В конце концов, Пэтси – одна из моих лучших подруг.

Первые лучи рассвета еще только коснулись неба на востоке, а Курт Нортвей уже шагал к загону. Звонко щебетали птицы, приветствуя новый день, а из сада, где зацвели персиковые деревья, доносились трели пересмешника.

Курт принялся тихо насвистывать, присоединив свой голос к ликующему хору пробуждающейся природы. Он чувствовал себя на удивление отдохнувшим и бодрым, хотя спал не дольше, чем обычно. Но на этот раз причиной его бессонницы было приятное изумление.

Его сын, недосягаемый пятилетний малыш, начал разговаривать и даже смеяться. И все благодаря Джолли Граббсу. Старик, казалось, обладал каким-то удивительным даром, если смог сотворить чудо с таким замкнутым ребенком, как Чарли. Ведь Курт впервые услышал смех собственного сына. Этот чудесный звук и сейчас звенел в его ушах.

Впервые за долгое время у него было легко на сердце. Он подошел к загону, предвкушая утреннюю скачку.

Рейдер громко заржал и устремился навстречу хозяину, когда тот распахнул калитку.

– Ну что, дружище? – сказал Курт, ласково потрепав жеребца по гладкой шее. – Прокатимся с ветерком?

Рейдер снова заржал и затряс головой, словно понял хозяина. Впрочем, Курт не удивился бы, будь это действительно так. Он разговаривал с Рейдером с того дня, когда только что родившийся жеребенок был вверен его заботам.

Коню не терпелось приступить к ежедневной разминке, и он ткнулся бархатистым носом в голую грудь хозяина, затем игриво куснул его за плечо. Оттолкнув голову жеребца, Курт направился в кладовку.

Зная, что Рейдер следует за ним, он продолжил:

– Ты не поверишь, но Чарли смеется и разговаривает.

Рейдер сунул голову в открытую дверь и скептически фыркнул.

– Я же говорил, что ты не поверишь, – усмехнулся Курт.

Он снял с крючка уздечку, накинул на голову жеребца и шепнул в его навострившееся ухо:

– Заметь, я не претендую, чтобы он разговаривал и смеялся со мной.

Конь оскалил зубы. Курт улыбнулся и подтолкнул его к выходу. Прихватив потертое седло, он вышел следом, набросил седло на жеребца и затянул подпругу.

Рейдер покосился на Курта. Недовольный медлительностью хозяина, он дрожал всем своим гладким блестящим телом и размахивал длинным хвостом. Он явно застоялся и не мог дождаться, когда пустится вскачь.

Усмехнувшись, Курт перекинул длинные кожаные поводья через голову коня, вставил обутую в сапог ногу в стремя и легко взлетел в седло. Рейдер тут же тронулся с места и, выехав из загона, повернул на тропу, которая вела к поросшему с обеих сторон деревьями северному пастбищу.

Длинная узкая тропа пролегла между огородом и садом. Трели пересмешника стали громче, когда жеребец приблизился к аккуратным рядам фруктовых деревьев.