Повседневная жизнь Голландии во времена Рембрандта - Анатолий Левандовский

Как и дилижанс, коча отправлялась по расписанию, которому следовала даже с еще большей точностью. В условленный час звон колокола сзывал на набережную пассажиров. С последним ударом коча отчаливала от пристани, не дожидаясь опоздавших. Плата за проезд зависела от количества пунктов маршрута. Кочи заходили даже в самые маленькие городишки Соединенных провинций. Каждый час от рассвета до заката на каждой линии отправлялось в среднем одно судно, некоторые рейсы, в частности между Амстердамом и Гаудой, осуществлялись даже ночью.

Но малые скорости передвижения затмевали достоинства кочи: этот вид транспорта в три-четыре раза уступал в скорости дилижансу. Неторопливость кочи объяснялась главным образом искусственными препятствиями, преграждавшими от участка к участку путь судну. Часто случалось, что из-за неподъемного моста или дамбы пассажирам требовалось даже делать пересадку, как, например, в Халфвеге на канале Амстердам — Гарлем. Затраты можно было уменьшить, прорыв обводные пути. Но препятствием тому служило противостояние различных интересов, в особенности когда речь шла о каких-либо поборах. Возле Овертома, недалеко от Амстердама, канал перекрывала небольшая дамба. Лодки перетаскивали при помощи лебедки и катков, но большие суда не могли пройти и были вынуждены обходить ее через Гарлем, выплачивая дорожные сборы. Подобная система относилась еще к Средневековью. Сохранение таких сборов оправдывала разница уровней воды на территориях различных муниципалитетов. Некоторые населенные пункты пользовались старыми привилегиями, согласно которым все движение в определенном районе должно было осуществляться только через городские воды при получении соответствующего платного разрешения. В Гауде такое положение вещей представляло особенно много неудобств — сбором облагался крайне узкий центральный городской канал. При интенсивном движении суда простаивали в очереди многие часы, в то время как в нескольких сотнях метров от него пролегал широкий канал, огибавший пригороды, в который муниципалитетом допускались лишь военные корабли.

С проблемами такого рода сталкивались и на обычных дорогах. На определенном расстоянии друг от друга в некоторых районах ставились шлагбаумы, возле которых устанавливали ящик для денег с табличкой, указывавшей сумму сбора. Каждые два-три дня соответствующий служащий подъезжал и опорожнял ящики.

Юридическое положение перевозчика также усложняло использование кочей. На каждой линии перевозчиков должен был назначать бургомистр, но какой? Пункта отправления или пункта назначения? Как правило, в таких случаях руководствовались традицией, но это вызывало бесконечные споры. Так, в один прекрасный день в центре Амстердама пристала коча из Гарлема. Городская полиция запретила высадку пассажиров и задержала перевозчика для установления личности, что было вопиющим нарушением правил. Власти Гарлема направили жалобу в суд Голландии и выиграли процесс. Это вызвало недовольство в Амстердаме. В результате с прибытием из Гарлема каждого судна стали случаться беспорядки и столкновения, движение было парализовано. В конце концов города заключили соглашение, согласно которому разрешалось движение по этому маршруту как перевозчика из Гарлема, так и его коллеги из Амстердама.

Вдоль дорог в городах, местечках и большинстве деревень путешественники встречали множество постоялых дворов, шумных и часто отвратительно грязных таверн, в которых можно было переночевать в тесной комнатушке, порой просто на соломе. В больших городах имелись более комфортабельные заведения, сравнимые с современными отелями, — «Император» и «Гусь» в Хертогенбосе, «Пеликан» и «Лев» в Гарлеме. К 1680 году в Гааге их насчитывалось девять, в Роттердаме — шесть, а в Амстердаме — около сотни. Иногда старые тиры для стрельбы из лука превращались в муниципальные гостиницы, как, например, в Дордрехте, Утрехте и Амстердаме. Наконец, в наиболее важных городах существовали официальные учреждения, так называемые «пристанища вельмож», в которых останавливались знатные гости. Если в городе не имелось подобного заведения, приезжего вверяли заботам нотабля.

В 1689 году один амстердамский книгоиздатель выпустил «Путеводитель», содержащий сведения о средствах передвижения по всей территории Республики Соединенных провинций — карту водных и наземных дорог; расписания движения; перечень ярмарок, рынков, постоялых дворов и церквей; обменные курсы валют и единицы измерений; тексты молитв на любой случай жизни; псалмы, которые следовало петь утром и вечером на постоялом дворе. Кроме того, он призывал к соблюдению правил гигиены и морали: «Опасайтесь подхватить плеврит в сыром трюме кочи; избегайте близости с проституткой; не пейте ни вина, ни пива, ибо необходимость отлить создаст дополнительные неудобства…»

Планировка и обстановка

Остановимся перед домом какого-нибудь буржуа на берегу одного из городских каналов. Следуя правилам хорошего тона, не будем слишком громко стучать металлическим молоточком в дубовую дверь, покрытую воском или выкрашенную в зеленый цвет. У богачей этот прикрепленный к двери молоточек обычно довольно увесист и, в отличие от железной дешевки у людей попроще, отлит из серебра. Если судьба приведет нас в маленький городок провинции Голландия, то мы, скорее всего, окажемся перед дверкой «подземного» этажа или пройдем к дому через дворик, поскольку парадный вход традиционно предназначался только для брачных церемоний и похорон.

В украшенном медными пластинами замке слышится лязг поворачиваемого ключа. Дверь открывает служанка. Нас проводят в просторную комнату с окном со стороны фасада, которая весьма далека от привычной всем прихожей. Это «фоорхёйс» (voorhuis) — центр жизни семьи. Он соединяется с боковыми помещениями сложной системой лестниц, ступенек и дверей, соединяющих комнаты первого этажа с погребами и чуланчиками «подземного». В доме голландского типа все комнаты расположены на разных уровнях. Все время нужно то подниматься, то спускаться. Планировка жилья осуществлялась на основе двух помещений, которыми она ограничивалась в стародавние времена, — «передней комнаты» и «задней комнаты». В XVII веке такой простотой отличались уже только самые убогие лачуги. Эти две примитивные комнаты разделяла деревянная перегородка, иногда застекленная, или коридор. Последний проходил мимо нескольких промежуточных комнатушек, карабкался по клавишам ступеней и обрывался аркой деревянного косяка. За распахнутой дверью — полумрак спальни, светящееся пятно платья молодой женщины, весенние отсветы сада за окном — картина, не раз вдохновлявшая Яна Стена, Вермера, Питера Хоха, Метсю… Из этого коридора, а то и прямо из прихожей наверх вела винтовая лестница, по которой можно было попасть сначала в так называемую «подвешенную» комнату, занимавшую промежуточное положение между двумя этажами, а затем — на верхний этаж. Разделение комнат выглядело весьма необычно. Иногда перегородка шла по оси окна таким образом, что на каждую смежную комнату приходилось по пол-окна. Другая, более узкая лестница, немногим лучше трапа, вела на чердак, ютившийся под потемневшими огромными стропилами.

Меблировка, скромная у простых людей, у богачей на протяжении века стала избыточной. На вкусе владельцев дома, определявшем выбор обстановки, сказывались местные отличия. В Дордрехте все тяготели к прежней голландской непритязательности, в то время как Амстердам, Роттердам и Делфт уже начинали подражать Гааге, где господствовал сначала английский, затем французский стиль. В целом в начале века мебель была все еще груба и массивна. Для ее изготовления использовались, как правило, дуб и ореховое дерево. Но постепенно она становилась все более легкой. К концу века ее формы обрели некоторое изящество витых линий, свойственное резным работам французских краснодеревщиков.