Кокс, или Бег времени - Кристоф Рансмайр

class="p1">Первый китайский иероглиф, который Кокс прежде не­ счетно многих других выучился слышать, писать и произносить и в конце концов, даже внезапно пробудившись от сна, мог когда угодно начертать кистью на табличке или пальцем на мягкой подушке, на снегу или на песке, был хайцзы.

Хотя покамест слегка коряво, но в итоге с одобрительной оценкой Цзяна, Кокс уже после двух уроков вывел этот знак тушью на большом листе рисовой бумаги, который позднее пришпилил к стене над верстаком: хайцзы. Что означало ребенок. Дитя.

Хайцзы. Всемогущий предоставил выбор ему.

Что император не сделал выбор сам, а предоставил его другому, вдобавок чужеземному гостю при дворе, сказал Цзян, гостю, который однажды снова исчезнет, а тем самым уйдет от всякой ответственности, — ни о чем подобном ни он, ни кто-либо еще, кому дозволено ступить в Запретный город, никогда не слыхал.

Но если человек и так желает всего, сказал Кокс, всего, разве  не  разумно  с  его  стороны  уступить  начало  всего  тому,  кто когда-нибудь положит к его ногам целокупно все?

Если бы вы, мастер Кокс, могли понять этот двор, его знаки и языки, сказал Цзян, вы бы признали, что заблуждаетесь. То, что Владыка Десяти Тысяч Лет и Господин Всех Решений оставил выбор вам, выбор вообще, есть загадка, разрешить которую способен лишь бог.

Но Кокс ничего больше не сказал.

Ребенок; время ребенка: стало быть, как первый пример многообразного бега времени Кокс изготовит своему заказчику часы, которые смогут улавливать и измерять волнистое скольжение, нарастающий и затихающий рокот, скачки, падения, парения и даже остановку жизненного времени ребенка. Но что при этом он будет думать лишь о единственном ребенке, покоящемся по ту сторону всех пространств и времен, и тем самым возвысит воспоминание о своей дочке Абигайл даже над государем, властвующим над десятью тысячами лет, ста­нет одной из многих тайн, какие Алистеру Коксу должно хранить весь срок своего пребывания в Запретном городе.

С первоначального прихода зимы и процессии портшезов, в которой девочка-женщина второй раз скользнула мимо Кокса, снег больше не выпадал. Дворы лежали голые, кое-где запятнанные остатками снега, под зачастую безоблачным небом. Морды водостоков на крышах в иные утра щетинились иглами инея.

Зато у верстаков англичан порой царила такая дремотная жара, что Кокс велел подбрасывать уголь только в одну из трех жаровен. Никогда еще ни сам мастер, ни его помощники не трудились над заказом в столь удобных обстоятельствах: белое золото, платина, серебро, свинец, синие сапфиры, гранаты, рубины... Чего бы ни потребовалось Коксу для его фантазии — драгоценные камни, металлы и иные материалы, — что бы он без всяких объяснений ни занес в список, который передавал Цзяну для исполнения, все это ему с поклонами доставляли порой уже через несколько часов, а самое позднее в один из ближайших дней.

Словно прямо здесь, в городе, держали наготове для часовщиков и строителей автоматов неиссякаемые запасы да­же самых дорогих материалов, любое желание английского мастера выполнялось, причем ни единого раза его не спросили о причине заказа. Конечно, все его пожелания немедля исполнялись по воле императора, но поставщики вели себя так, будто вдобавок еще и воля английского мастера могла наколдовать из ничего какое угодно сокровище. Цяньлун, одна­ко, не слал англичанам ни приветов, ни посланий и ничем не намекал хотя бы на возможность визита.

Император желает видеть только завершенные творения, предположил Джейкоб Мерлин как-то лучезарным утром, когда движимая теплом жаровни пыль выписывала на свету термические спирали... только завершенные творения, не готовые лишь вчерне, не промежуточные этапы, не рабочие процессы.

Ничто, ни одно произведение и ни одна вещь, сказал Цзян, не должно до завершения привлекать к себе взор Высочайшего. Ибо этот взор облагораживал, золотил. А позолота подобает лишь завершенному.

В следующие недели, после многих забракованных и сделанных заново проектных чертежей и многих обсуждений, в мастерской английских гостей началась постройка белой джонки с двумя парусами из вощеного шелка.

Мерлин, Локвуд и Брадшо, все трое за много лет привыкшие к необычайным замыслам мастера, только кивали, когда Кокс излагал им свои планы. До конца зимы, самое позднее к следующей весне, выполненная из белого золота, платины, высококачественного серебра и декоративной стали модель джонки с мачтами-однодеревками и боковыми килями станет ветряными часами, указывающими бег времени ребенка: судно, окруженное волнами из плетеной серебряной проволоки и свинца, цветом металла напоминающее оттенки снега, льда, тумана, перистых облаков, пушинок и чистой бумаги или про­сто невинности. Почти монохромное судно, вкупе с такелажем не больше спальной подушки и по конструкции сходное с грузовыми лодками, какие Кокс и его помощники в ходе своего путешествия видели на реках и озерах Китая — иной раз они чуть ли не парили над водою.

По сути, и в мимолетной жизни Абигайл именно окруженные стаями чаек парусники на Темзе с легкостью воспламеняли ее внимание и восторги.

Они же показывают! Показывают! — ликовала Абигайл, глядя на стаи чаек, что с истошными криками мельтешили вокруг какого-нибудь судна, алчно ожидая рыбных отходов. Абигайл, его Абигайл не сомневалась, что птицы упорно показывали матросам, как надо действовать: на хлопающих от ветра парусах, как на крыльях, стремиться вперед, скользить по черной воде, более того, подниматься, взлетать.

И груз этой модели будет состоять из блестящих корзин и крошечных ящиков, искристых свертков, матросских сундучков и тюков. Ведь разве в ожиданиях и надеждах ребенка каждый день не становился днем подарков? Что за богатство, какие сюрпризы и сотворенные добрыми или грозными сказочными персонажами и духами чудеса могли явиться за единственный  такой  день  и  единственную  ночь  во  вселенной ребенка.

Это время сюрпризов и чудес и добрых, дурных или зловещих открытий будет представлено грузом модели судна во всех оттенках белизны и серебра. Ибо фрахтовые тюки, бочки и ящики, снабженные дверками и крышками на филигранных петлях и пружинах, будут поочередно открываться, согласно как западному, так и китайскому исчислению времени, часы коего проходят в разных летних и зимних протяженностях, и на миг вызывать ощущение бега часов: крошечные, много­ цветные на фоне монохромности скульптуры из лакированно­го дерева, ярких драгоценных камней, кожи или рисового папье-маше — павлины, драконы и тролли, вертящиеся танцовщицы и воины, демоны, фавны и ангелы, связанные между собою посредством сложной механики и движимые лишь ритмом ветра, дуновений сквозняка или просто дыханием.

Ведь единственным источником энергии, приводящей в движение спрятанное устройство, открывающей и снова закрывающей тюки, корзины и сосуды, послужат два шелковых паруса, такелаж, который сможет уловить своей вощеной поверхностью самое слабое