Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном - Диана Сеттерфилд

– Мне очень жаль, дядя.

– Покажи заказы. – Пол быстро просмотрел бумаги и кивнул. – Ты все сделал правильно. И сроки не пересекаются с портсмутскими контрактами… Скажи, Уилл, ты хоть изредка вспоминаешь о своем отце?

Уилл помотал головой.

– И тебе никогда не хотелось узнать, где он? Жив он или мертв?

Уилл задумался, как будто пытаясь отыскать в глубинах памяти хоть один случай проявления им подобного любопытства, и снова качнул головой:

– Никогда.

Случилось это так.

Дора Беллмен почувствовала усталость. «Это на меня не похоже», – озадачилась она.

Взяв миску, она вышла в палисадник, где поспевала ежевика. Свежий воздух обычно действовал на нее бодряще. Вдали, за возделанными полями, виднелся сушильный двор фабрики: длинные ряды белых полотен и несколько крошечных темных фигурок, копошившихся между ними. Уильяма там сейчас не было – даже на таком расстоянии она бы его узнала. Однако не слишком ли ветреный день для сушки? Сильный бриз трепал вершины деревьев, а над рощей грачи затеяли подобие буйной пляски, с пронзительными воплями кувыркаясь и ныряя в воздушном потоке.

Миска уже до половины заполнилась сочными ягодами, а пальцы Доры покраснели от сока, когда вновь нахлынула усталость, разом сковавшая все тело. Миска выпала из рук, ягоды рассыпались по земле. Затем начали отказывать ноги, и она ухватилась за живую изгородь, чтобы не падать прямо на россыпь ягод, но лишь ободрала руки, так и не избежав падения. Ежевичные пятна расплылись на материи.

Испуг и смятение – оттого что испачкано платье, оттого что неприлично обнажилась часть ноги, оттого что пришла ее смерть.

Подумай об Уильяме… помолись…

Но сначала надо прикрыть ноги…

Отпущенного Доре времени едва хватило на то, чтобы прикрыть ноги.

Весть принесли две мисс Янг. До той поры у них не было никаких поводов посещать фабрику, и потому уже сам факт их появления предполагал, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Вероятных причин набиралось немного; скорбный вид посетительниц еще более сузил круг версий, а когда они пожелали встретиться с Уильямом, догадки фабричных переросли в уверенность: не иначе как у мистера Уильяма померла мать.

Только Уильям ничего не заподозрил.

«Ах, Уильям!» и «Милый Уильям!» – нестройным трагическим хором грянули обе мисс с порога комнаты, где он находился вместе с дядей.

Уильям встретил их озадаченным и чуть насмешливым взглядом. Обе мисс Янг собственными персонами. Здесь, на фабрике. Чудо из чудес! В своих вычурных шляпках и крикливо-нарядных платьях одинакового фасона, с широко распахнутыми глазами и каким-то странным выражением лица. Старшая мисс Янг судорожно сжимала в руках белую фаянсовую миску, заляпанную чем-то красным. Они что, явились сюда прямиком с кухни? Забавные дамочки, право слово!

– Чем могу помочь? – спросил он.

Две пары глаз глядели на него выразительно. Пусть он сам догадается! Пусть хотя бы начнет догадываться!

Уильям изобразил вежливое удивление. Почему они таращатся так, будто чего-то от него ждут, тогда как объясняться, по идее, должны они сами?

Старшая мисс Янг открыла рот, но ей было трудно начать, столкнувшись с таким абсолютным непониманием. Тогда она молча протянула ему миску – в качестве материального свидетельства.

Уильям миску не взял, окончательно сбитый с толку.

Пол догадался раньше его. Он распознал в их лицах и жестах то пугающе безысходное сочувствие, которое могло означать лишь одно, и поднялся из-за стола.

– Миссис Беллмен… – промолвил он.

И тогда последовала собственно история. Старшая и младшая мисс Янг поправляли и дополняли друг друга, их голоса переплетались, дрожали и срывались, но понемногу картина случившегося прояснялась. Прогулка на прибрежном лугу, поднимается ветер – да такой сильный, чуть не унес шляпку Сьюзен! – возвращение домой коротким путем, поворот за угол, что-то виднеется у живой изгороди – миссис Беллмен! бедная миссис Беллмен! – и рассыпанные ягоды, и эта белая миска – взгляните! – не разбилась, каким-то чудом не разбилась…

Уильям словно со стороны наблюдал за тем, как его дядя выслушивает этот путаный рассказ. У него возникло ощущение, что весь мир неожиданно сбился с правильного пути, но при этом достаточно одного его слова или движения, чтобы все вернулось на круги своя; однако его как будто сковал паралич, язык отказывался повиноваться, и поэтому – только поэтому – он не мог сейчас же восстановить этот мир в его нормальном виде.

Лишь когда старшая мисс Янг повернулась к нему, чтобы еще раз вблизи продемонстрировать чудом уцелевшую миску, язык его вновь обрел подвижность.

– Да, – согласился он. – Я вижу. Ни единой трещины.

В тот вечер – и в последующие дни – Пол не оставлял племянника без присмотра. Он уступил просьбам обеих мисс Янг, непременно желавших принять участие в судьбе юноши, и теперь, по крайней мере, мог быть уверен, что Уиллу не грозят голод, холод или недостаток чистых рубашек. Свою главную задачу Пол видел в том, чтобы все время находить ему какие-нибудь занятия. И это оказалось даже легче, чем он думал. Нужно было срочно решать разные вопросы. На какой день назначить похороны: на среду или на четверг? В какое время? В одиннадцать? Какие гимны выбрать для исполнения? Еще надо было известить брата Доры в Вичвуде и всех прочих родственников. Затем потоком пошли люди с соболезнованиями: певцы из церковного хора, рабочие с фабрики, завсегдатаи «Красного льва», старые девы, которым Уилл когда-то поправлял изгородь, завзятые игроки, с которыми он когда-то резался в карты, мясники, булочники, свечных дел мастера, а также сестры и дочери всех вышеперечисленных. До той поры Пол и не подозревал, что в городке проживает так много хорошеньких девиц. Интересно, был ли во всей округе хоть один человек, не знакомый с Уильямом? Сотни рук протягивались для пожатия, сотни голосов произносили слова сочувствия. «Благодарю, – отвечал им Уильям. – Вы очень добры». И так продолжалось до бесконечности.

Стараниями своего дяди, хлопотливых мисс Янг и всех этих визитеров Уильям никогда не оставался в одиночестве, исключая время, отведенное на сон. И каждый раз, ложась в постель, он испытывал смутную надежду, что по пробуждении найдет мир исправившимся – таким, каким тот был раньше. Затем тянулись бесконечно долгие часы забытья без сновидений, а когда он пробуждался, ничуть не освеженный сном, мир был все тем же, упрямо продолжающим движение по неверному пути. Все вокруг казалось мрачным и безотрадным. Стена тумана выросла между ним и его собственным разумом, а за этой стеной неясной тенью маячила мысль: «Когда же наконец все придет в норму?»

Его мама умерла, он сам видел тело; однако его сознание находило миллионы причин, опровергающих этот факт. Мама умерла? Что за чушь, взгляните сюда: вот же ее платья, вот ее чайный сервиз, вот ее воскресная шляпка на полочке над вешалкой. Мама умерла? Но разве вы не слышите скрип садовой калитки? Через какой-то миг она появится в дверях.