Она & он - Марк Леви

– Не торопись, надо прочитать все, что он написал, – сказала Дейзи. – Смотри: «Ставлю шоколадку, что ты прочтешь мое объявление до конца». Нет уж, Дэнди26, забери свои шоколадки себе.

– А это что такое? – не унималась Миа.

– Профили, отобранные сайтом. В зависимости от того, что ты написала о себе, алгоритмы совместимости предлагают встречи. Что-то вроде компьютерного варианта случайности.

– Покажи-ка!

Некоторые профили из новой подборки вызывали откровенный смех. На одном Миа все же задержалась:

– Подожди, вот этот занятный, смотри!

– Да брось ты!

– Что тебя в нем не устраивает?

– Романист…

– Ну и что, разве это недостаток?

– Смотря что у него опубликовано. Некоторые именуют себя писателями, а сами даже первой страницы романа не закончили и целыми днями торчат в кафе. Те, кто взял десяток уроков актерского мастерства, мнят себя выпускниками лучших актерских школ, а те, кто кое-как бренчит на гитаре, объявляют себя новыми Леннонами. Все они мечтают о дурочке, к которой можно присосаться и жить припеваючи, мечтая о будущей творческой карьере. Знаю я таких, их видимо-невидимо!

– Ты всюду видишь только плохое. Слишком уж ты сурова. К твоему сведению, я тоже училась на актерских курсах.

– Может быть, но у меня есть опыт общения с такими забавниками. Хотя я с тобой согласна, этот твой писатель на фотографии, с тремя порциями сладкой ваты в одной руке, симпатичный… Наверное, у него трое детей!

– Или он сластена!

– Все это только предположения. Мне пора обратно в ресторан, на ланч придет куча народу.

– Подожди еще минутку. Что значат конвертик и кружок на фотографии?

– В конверте его письма тебе, зеленый кружок – приглашение поговорить напрямую. Но я не советую тебе шалить, отправляя послания, тем более не с моего компьютера. Тут тоже существует определенные правила и ритуалы.

– Какие еще ритуалы?

– Если он назначает тебе встречу в кафе вечером, то, значит, надеется переспать с тобой, а потом поужинать. Если приглашает в ресторан, это лучше, но надо быстро выяснить, где он живет. Если до его дома от места вашей встречи меньше полукилометра, это выдает его намерения. Если он не заказывает закусок, значит, скупердяй, если сам для тебя заказывает, значит, скупердяй в квадрате. Если первые четверть часа болтает только о себе, удирай сломя голову. Если рассказывает первые полчаса о своей бывшей – значит, он еще не забыл о прежних неудачных отношениях, а значит, тоже удирай. Если задает слишком много вопросов о твоем прошлом – он ревнивец, если допытывается о твоих планах на ближайшее будущее – хочет понять, ляжешь ли ты с ним в постель прямо сегодня. Если не отлипает от мобильника – значит, многостаночник. Плачется – значит, ищет «жилетку», хвастается, что заказал хорошее вино, – задавака, предлагает разделить пополам счет – тебе попался истинный джентльмен, забыл дома кредитную карточку – нахлебник.

– А что делаем мы, женщины? Что нам говорить, а о чем помалкивать?

– Мы?

– Ты!

– Миа, мне на работу пора, МЫ вернемся к этой теме позже.

Дейзи кинулась к двери.

– Осторожнее с моим компьютером, это тебе не игрушка, – напомнила она на бегу.

– У меня и в мыслях этого не было.

– Врать-то ты не умеешь.

Дверь за ней захлопнулась.

Издатель своим звонком поднял Пола с постели, сообщив, что для него имеется важное известие. Больше ничего не сказал и потребовал личной встречи.

Гаэтано Кристонели впервые предлагал Полу вместе позавтракать. К тому же прежде они никогда не встречались раньше 10 часов утра.

Гаэтано был оригинальным издателем, можно сказать, белой вороной. Эрудированный человек, страстно увлеченный своим делом, он, хоть и был итальянцем, остановил свой выбор на французской литературе. Как-то в юности, отдыхая вместе с матерью в Ментоне, он случайно наткнулся в библиотеке дома, который они снимали, на книгу Ромена Гари «Обещание на рассвете», и это определило всю его жизнь. Для Гаэтано, конфликтовавшего с матерью, эта книга послужила спасительным якорем. Перевернув последнюю страницу, он решил, что все понял, кроме слез, вызванных обманом во благо, к которому прибегла мать героя. Гаэтано решил посвятить свою жизнь чтению и жить только во Франции. По причудливой иронии судьбы прах Ромена Гари был рассеян спустя много лет в том самом месте, где Гаэтано влюбился в книги. Сам он усматривал в этом верный признак правильности своего выбора.

Он устроился стажером в парижское издательство и стал вести роскошную жизнь благодаря щедрости состоятельной дамы на десять лет старше его. Она сделала его своим любовником. Потом были другие победы, всегда над дамами со средствами, но всякий раз разница в возрасте все уменьшалась. Гаэтано нравился женщинам, его эрудиция играла в этом немалую роль, но еще большую – его волнующее сходство с Мастроянни, весьма ценное подспорье в любовной жизни молодого человека. Короче, он был оригинал и эрудит, и немудрено: требуется много оригинальности вкупе с талантом, чтобы, будучи итальянцем, издавать во Франции американца.

Среди прочих оригинальных свойств Гаэтано, читавшего по-французски с той же умственной цепкостью, что и на своем родном языке, и способного обнаружить одинокую опечатку в пятисотстраничном томе, была чрезвычайно невнятная речь: он путал слова, а часто изобретал новые. Его психоаналитик объяснял это тем, что мысль у пациента обгоняет речь. Сам Гаэтано воспринимал эту особенность как орден Почетного легиона, присужденный свыше.

В 9.30 Гаэтано Кристонели ждал Пола в кафе «Дё-Маго». На столе стояла тарелка с круассанами.

– Надеюсь, ничего страшного? – обеспокоенно спросил Пол, усаживаясь.

– Правду говоря, дорогой друг, – начал Гаэтано, широко разводя руки, – этим утром, еще на заре, мне был телефонный звонок. Невероятный…

В слово «невероятный» Гаэтано напихал столько лишних «о», что, пока оно отзвучало, Пол успел выпить чашечку эспрессо.

– Не желаете ли еще? – удивленно осведомился издатель. – У нас, знаете ли, кофе пьют в два, самое большее в три глотка, даже ристретто. Самое вкусное остается на дне чашки. Но вернемся к нашим баранам, дорогой Паоло.

– Пол.

– Я так и сказал. В общем, сегодня утром поступил потрясаааааающий звонок.

– Чрезвычайно рад за вас.

– Мы, то есть они, продали уже триста тысяч экземпляров вашего романа о злоключениях американца в Париже. Просто за-ме-ча-тель-но!

– Во Франции?

– Нет, здесь всего семьсот пятьдесят, но это тоже великолепственно.

– А в Италии?

– Глядя на наши рейтинги, они пока еще не пожелали его издать, но не волнуйтесь, эти болваны в конце концов передумают.