Когда мы перестали понимать мир - Бенхамин Лабатут

Там он жил без электричества и водопровода в лачуге, которая кишмя кишела блохами, но был счастлив, как никогда в жизни. Чтобы ездить по делам, он купил себе старый катафалк, а когда мотор у машины отказал, сменил ее на еще более жалкую. У второй в днище было полно дыр, так что через них можно было разглядеть дорогу – Гротендик гонял на бешеной скорости, не имея ни прав, ни других документов.

Пять лет он занимался физическим трудом, крупных проектов не брал, жил практически отшельником. Дети не навещали его, любовниц у него не было, он даже с соседями не знался, кроме одной двенадцатилетней девочки, которой помогал с домашними заданиями по арифметике. Когда Гротендик истратил все сбережения, он начал преподавать математику в Университете Монпелье, чтобы покрыть расходы на свою спартанскую жизнь. Студенты бакалавриата даже не предполагали, что их учитель, больше похожий на бродягу, которого они иногда заставали спящим в кабинете, если приходили на урок слишком рано, живая легенда.

В период жизни в Вилькуне он направил свои недюжинные аналитические способности на собственный разум. В итоге с ним произошла еще более сильная перемена, чем та, что отдалила его от математических изысканий. Несколько лет спустя он попытался зашифровать информацию о ней, составив некий список, понятный лишь немногим, который позволяет отследить, как проходил его духовный путь, уводя математика всё дальше от здравого смысла.

В период с 1983 по 1986 год он написал «Урожаи и посевы: размышления и факты из прошлой жизни математика». Книга получилась настолько странной, что никто во Франции не захотел ее опубликовать. Один коллега описал ее как «математическую фантасмагорию». Гротендик растянул на тысячи страниц погружение в собственную психику, стараясь постичь всё, выставляя напоказ огромный и пугающий интеллект, едва балансирующий на грани озарения и паранойи и всё больше теряющий связь с реальностью.

В книге «Урожаи и посевы» Гротендик снова и снова, как по кругу, возвращается к основным мыслям, тем же самым точкам зрения в надежде добиться полнейшей точности. Он разбирает то, что только что написал, потом отвергает или заново утверждает с бóльшим пылом, стараясь закрепить слова в определенной форме, а они противятся. На одной странице можно заметить резкие скачки перспективы, перескоки с темы на тему, с одного тона изложения на другой – всё это породил разум, борющийся с ограничениями здравого смысла, жаждущий увидеть всё и сразу. «Точка зрения ограничивает саму себя. Предлагает нам единственный взгляд на предмет. Лишь сочетание дополнительных взглядов на один и тот же предмет дает более полный доступ к знанию о вещах. Чем сложнее постигаемое, тем важнее иметь несколько пар глаз, чтобы лучи света преломлялись, и за множеством мы бы разглядели Одно. Такова природа истинного зрения: оно собирает известные точки зрения и показывает те, на которые мы до сих пор не обращали внимания, позволяя понять, что все они на самом деле часть одного и того же».

Он жил, как отшельник: читал, медитировал, писал. В 1988 году едва не умер от истощения. Он хотел походить на Марту Робен, мистика и стигматика, которая прожила пятьдесят лет, питаясь только одной гостией в день. Гротендик попытался повторить сорокадневный пост Христа в пустыне, и несколько месяцев ел только суп из одуванчиков, что росли у него в палисаднике и вокруг дома. Соседи привыкли видеть, как он ползает на карачках, собирая цветы. Они же спасли его от голодной смерти: ходили к нему, носили пироги и домашние блюда, не уходили до тех пор, пока он не соглашался поесть.

Он верил в то, что сны – не продукт деятельности мозга человека. Сны нам посылает некто внешний – Le Rêveur, чтобы через них мы могли познать свою истинную сущность. Он записывал все свои сны на протяжении более двадцати лет. Этот труд он назвал «Ключ к снам» и благодаря ему смог постичь природу сновидца: Le rêveur n’est autre que Dieu[5].

В июле 1991 года он попытался оборвать все связи с внешним миром. Сжег двадцать пять тысяч страниц рукописей и портрет отца, подарил кому-то посмертную маску матери. Записи последнего периода – неудачную попытку пролить свет на понятие мотива, эту темную материю, которая, подобно сердцу, пульсирует в глубине математики, – передал своему другу Жану Мальгуару, чтобы тот пожертвовал их альма-матер, Университету Монпелье. С тех пор и до конца своих дней он бежал: из одного городка перебирался в другой, избегал встреч с журналистами и студентами, которые хотели с ним встретиться, отправлял, не распечатывая, назад письма от родственников и друзей.

Более десяти лет о нем ничего не было слышно. Поговаривали, что он умер, сошел с ума, скрывается в лесу, где никто и никогда не найдет ни его самого, ни его останки.

Он скитался по Южной Франции, нигде не задерживаясь подолгу, а потом поселился в деревеньке под названием Ласер, в Арьеже, у самых Пиренеев, всего в часе езды от концлагеря, в котором его отец провел последние месяцы жизни перед тем, как его отправили в газовую камеру. А сам Гротендик еще в детстве бежал из лагеря Рьёкро, где оказался вместе с матерью. Бежал он ночью, твердо намеревался дойти до Берлина и своими руками убить Гитлера. Надзиратели нашли его пять дней спустя чуть живого. Он лежал без сознания внутри ствола трухлявого дерева и дрожал от холода.

По ночам он играл на пианино, чем немало удивлял соседей. Жители Ласера знали: он не выносит гостей. Так откуда тогда льются эти прекрасные полифонии? Неужели в своем уединении Гротендик научился монгольскому горловому пению и теперь может петь сразу несколько нот? Александр объясняет, что происходило тогда, в своих дневниках. По ночам ему являлась двуликая дама. Флорой звалась ее светлая сторона, а Люциферой – темная. Они пели вместе, чтобы заставить Бога явиться, но «Он молчал, а когда говорил, то его тихий голос понять не мог никто».