Венера для Милосского - Инга Максимовская

– В больницу, что не позвонил? Я тебе что, богадельня? Мне на работе хватает мозготрахов.

– Не знаю. Растерялся. Да и ехать до тебя ближе. Слушай, ты же врач. Давала клятву гиппократу. Должна всем помогать. У мальчишки шок, похоже. Анафилактический. Замерз бы, если бы… Черт.

– Мало ли кому я там чего давала. И кому должна, всем давно простила. Ладно, приезжай. Адрес помнишь? Ну, если ты снова меня решил обмануть, тогда… Поверь, ботинки полные монтажной пены покажутся тебе восторгом эйфорическим. Я тебя…

Отключаюсь. Ребенок дышит хрипло, через раз. Кладу маленькое тельце на сиденье, рядом с водительским. Если не буду его видеть охренею от ужаса. Завтра вернусь и раком выставлю всех в этой богадельне. Всех, от директора до завхоза. Он ведь мог замерзнуть. Упал бы не дойдя до аптеки. Сердце сжимается от ужаса. Я понял на кого похож пацан. Он – мое прошлое. То, от чего я так долго пытался вылечиться. Мое зеркальное отражение.

Я врываюсь в знакомый двор в состоянии близком к умопомешательству. Она уже маячит возле подъезда, в руке пакет. Маленькая, хрупкая, одета в пижаму, сверху легкая куртка. На ногах смешные тапки. Замерзла наверное. Бежит к машине, как лыжник африканский, неуклюже, но быстро.

– Пальто с него сними, – приказывает хлестко, оценив ситуацию. – Быстро. Зрачок реагирует плохо. Ну, хер ли замер, санитар, мля? Дыши его? Рот в рот дыши, твою мать. Вот почему от тебя одни проблемы, Милосский? Если пацан отдуплит тут, ты знаешь, что со мной будет? Ты пронимаешь это, вообще? По херу, что я лишусь работы, и возьмут меня потом только фельдшером на дальнюю станцию. По херу все. Я жить как буду? Я, думаешь, почему венерологом стала, а не хирургом к примеру. И не онкологом? Дыши, бля. Дыши, сказала. Грудь дави, смотри только ребра не переломай.

Ее руки летают над мальчишкой. Шприц впивается в тонкую бледную кожу. Мутная жидкость вливается в неподвижного ребенка. Пять, четыре, три, два…

Лицо пацана розовеет на глазах. Вдох. Еще один.

– Все-таки бабуля моя умная. Научила меня иметь под рукой тревожный чемодан, – всхлипывает Венера, оседая прямо на землю возле машины. – А ты сука, Мистер Твистер. За что, скажи, ты на мою голову свалился? Ну да, я грешила, но не настолько же? И мальчишку еще приволок. Вот не зря говорят беда не приходит одна. Ребенка отвези в клинику. Хотя, подожди, я с вами. Раздышали, но лучше проконтролировать, и лекарство каждые пять минут надо колоть. пока едем. Ну гормон конечно снял отек, но…

– Прям так поедешь? – хмыкаю я, глядя на маленькую округлую грудь, проглядывающую через расхристанную пижамку.

– Нет, пойду подкрашусь и надену наряд вечерний, – кривит она губы. Снова превращаясь в маленькую ведьму. – Ну, герой. Чего наелся, что тебя так растащило? Давай признавайся.

Только сейчас замечаю, что мальчик открыл мутные глазенки, смотрит на нас, как на призраков.

– Сок давали апельсиновый. У меня аллергия. Но он вкусный. И редко дают, – просипел он. Черт, да что ж такое? Иду к водительскому месту, стараясь выровнять дыхание. Сок. Сука. Апельсиновый сок. Предел мечтаний. Стакан сока, скорее всего самого дешевого. И чертовы семьи заводчан… Блядь, проклятый город. Чертов город.

– Я уеду завтра, – говорю ровным тоном. Прислушиваясь к дыханию сзади. Смотрю в зеркало заднего вида. Венера прижимает к себе дрожащего ребенка, Я уеду. Я уеду. Сбегу отсюда. Я не хочу обратно. – Я тебе обещаю.

– Ну и вали, – отвечает она хрипло. – Хоть вздохнем спокойно. Это же ты у нас вершитель судеб. Завод же ты у дяди Бори приехал отбирать? Ты, Милосский, совсем не бог. Черт, я чуть было…

– Что?

– Да иди ты на хер.

Молчу, хотя хочу ее сейчас… растерзать. Меня в жизни не посылали столько, сколько здесь эта ведьма за два неполных дня.

– Там в пакете ботинки тебе, обуйся как доедем. А то свалишься с воспаленьем легких.

– Неужели стало меня жаль?

– Нет, боюсь что загремишь к нам в клинику. А я тебя видеть не могу.

Глава 12

Венера

Я стою в коридоре и смотрю сквозь стекло на мальчишку, поглощающего больничную еду, с таким удовольствием, что я вдруг вспоминаю, что почти не ела с семейного ужина. Рогалик и кофе, проглоченные мною вчера вечером не в счет. Он щурится от удовольствия. Будто не кашу ест казенную с кусочком сливочного масла, присыпанную сахаром, а что-то изысканно-гурманское. Маленькая ручка, залепленная пластырем, чтобы катетер бабочка не выпадал, бодро орудует ложкой. А я не могу отвести взгляда, и стесняюсь этого. Его зовут Ваня. Ванька. И ему девять. Столько же, сколько сейчас было бы… Черт, черт, черт. Ненужные мысли, ненужные чувства, лишние эмоции.

Мне нужно было учиться, а ребенок не входил в список приоритетов. И не слушала я никого, ни бабушку, ни собственную совесть. Осознание собственной подлости и глупости ведь не приходит, когда тебе страшно смотреть в будущее. Оно приходит после содеянного, когда ты понимаешь, что будущего у тебя не будет, и у того, кого ты лишила жизни эгоистично решив его судьбу, тоже не будет ничего. Поэтому теперь я живу на работе, расплачиваюсь одиночеством за глупость. Тогда все расстроилось, и бабушка, которая меня не поддержала, отдалилась, и родители не поняли меня, и тот, кого я считала близким, стал далеким и ледяным. А главное… Главное я сама себя возненавидела и, наверное, прокляла венцом безбрачия.

– Привет, – вздрагиваю. Вазген стоит за моей спиной, так близко, что я чувствую его дыхание. По телу волной бегут острые колкие мурашки. Они совсем другие. Не такие огненные, как когда чертов Милосский молча сопит рядом, зло хмуря брови. – Ты у нас героиня теперь, Венька. Спасла сиротку. Только непонятно зачем ты притащила его в ВИП палату? Может объяснишься? Она денег стоит.

– А куда его по твоему надо было положить? – чувствую, что завожусь. – Может к крестоносцу Мотыгину, у которого третичная стадия сифилиса, но он калдырит прямо в палате? Или к проституткам веселым, у которых букет цветущих хламидий и трихомонад?

– Может надо было его в педиатрию, или аллергологию определить? Ты не подумала об этом, мать Тереза венерологическая? – хмыкает Вазген, склонившись к моему уху, слишком близко. И его палец накручивает выбившийся из моей прически локон, по-хозяйски. – Реши этот вопрос, Венера. Как можно быстрее. У меня пациент ждет палату.

– Вазген…

– Арменакович.

– Вазген Арменакович, а не пошел бы ты… – хриплю я, борясь с желанием треснуть этого вязаного павиана зажатой в руке папкой с историями болезней. – Туда, куда блондинистую шлюху свою подсаживал.

– Вень. Ну ладно. Давай просто ты мне дашь шанс еще раз извиниться. Ну ошибся, больше не повторится. Я скучаю по тебе. А пацан останется в клинике еще на пять дней. В ВИПке, как принц крови будет отдыхать.

– Это шантаж? – приподнимаю бровь, так что у меня аж лоб болеть начинает. – Вы меня удивляете, Вазген Арменакович. Вы реально распоряжаетесь судьбой сироты, в своих сучьих целях? Я думала ниже уже нельзя опуститься. Но вы…

– Я просто соскучился, Венера, – снова мурчит Вася-Гена, как сытый кот. Его губы рядом с моими. – Ну же, детка. Просто попробуем сначала. Конфеты-букеты. Считай по новому все. Приглашаю вечером в ресторан. Ты же мне отомстила? Так что мы в равнозначной позиции.

– Это ты в позиции, Вася, – ухмыляюсь я, отодвигаясь от человека. За которого я собиралась замуж. Явно же с головой у меня был полный бздык тогда. Ну какая из меня жена? – А я так, раком выставленная. Ладно, пошли в ресторан. Но учти, я закажу все самое дорогое и буду плясать, так что разминай свой толстый… кошелек, деточка. И учти, если мальчика я не найду в этой палате в течение полутора недель после нашего с тобой «освежения» чувств, я тебе вырву…

– Мой толстый кошелек? – хмыкает Вазген, но глаза его странно как-то начинают бегать.