Девушка с девятью париками - Софи ван дер Стап

Ох, доктор К., я все еще надеюсь на неожиданный визит, или поцелуй, или открытку. Ночью мое одиночество достигает пика, и больше всего я тоскую по сильным рукам. Я правда уверена, что скучаю именно по рукам доктора К., а не по рукам смазливых двадцатилетних. Я ненавижу саму мысль о том, что умру, не познав настоящей любви. Если я умру завтра, в церкви будет полно брошенных бывших, но сейчас рядом со мной никого нет.

Дальше по коридору кто-то умирает и напоминает мне носорога с зубной болью. Они должны были предупредить меня, чтобы я заказала беруши. Буду ли я кричать так же? Или так же пахнуть? Ну что за кошмар. Пожалуйста, пусть это буду не я. Я нажимаю красную кнопку, и вскоре появляется Бас с берушами. Даже в три утра приятно видеть его у своей постели. Затычки розовые и мягкие. Согревая их в руках, я слышу угрожающий шепот из темноты: “Закрой варежку!” Один из моих соседей по отделению С6, кажется, тоже достиг предела. Иногда это место и в самом деле напоминает психушку.

Я засыпаю с мокрым лицом. Хорошо хоть, что завтра я еду домой.

Если верить моему календарю, это одиннадцатая неделя химиотерапии и первая неделя второго семестра в университете. Технически меня внесли в список студентов на все время болезни – деньги на ветер, но слово “отчисление” тысячу раз вгоняло меня в слезы.

Летом, сразу после выпускного в школе, я купила билет до Тибета. Мой интерес к этой стране появился где-то между чтением романов Германа Гессе и сильным увлечением парнем по имени Ральф, чей дом был увешан тибетскими молитвенными флагами. С четырнадцати лет я страстно хотела увидеть Гималаи, но единственным способом добраться туда и благополучно поездить по стране был тур в составе организованной группы. Когда я приехала в аэропорт, готовая начать свое грандиозное путешествие, я увидела, что мои попутчики – кучка пенсионеров. Тогда мой энтузиазм несколько поубавился, но чем больше я путешествовала с ними, тем сильнее влюблялась в их рассказы. Нас объединял дух авантюризма. Не так уж много дедушек решаются поехать в отпуск в Тибет, так же как и далеко не все восемнадцатилетние девушки готовы променять Ибицу на Гималаи.

Поездка началась в Пекине и через месяц закончилась в Катманду, где я решила задержаться подольше. Я обожала быть сама по себе, но в Катманду недолго пробыла в одиночестве. Вскоре я нашла себе попутчиков. Одним из них была немка по имени Сильви. Мы с Сильви взобрались на Аннапурну и провели три гималайские недели в болтовне, мечтах и раздумьях. Мы вскарабкались вверх на 5,4 тысячи метров и спали в крошечных гестхаусах, которые едва могли согреть нас. Ледяные ветра продували деревянные стены насквозь. Ночами было так холодно, что мы спали, не снимая перчаток и шапок. Как две девушки, путешествующие без сопровождения, мы завели одно правило: если одной из нас ночью захочется пописать, вторая должна встать и идти с ней. Помню, как мы обнаружили, что снаружи так же холодно, как и внутри, и посреди ночи сидели, обнявшись, на корточках в восторге от окружающих нас заснеженных вершин и старались не обмочить ноги.

После двух месяцев в Непале я распрощалась с Сильви и двинула в Индию. Эта была та Индия, которая дважды разбила мне сердце. Это страна, где живет мужчина по имени Санджай. Мы вместе бродили по улицам, и я по уши увязла в красоте и грязи, поражаясь цветам и контрастам. Это в Индии я решила, что буду заниматься политологией и развивающимися странами. Я повидала мир, но никогда его не понимала – не знала, например, что индийцы такие болезненно худые, потому что им нечего есть, тогда как на родине я знакома с девчонками моего возраста, которые болезненно худые, потому что выбрасывают свой обед.

Прошлой осенью я прошла два курса политологии, начав заниматься международной экономикой, которая мне была нужна, чтобы закончить обучение и получить степень по экономике развивающихся стран. По понятным причинам я откатилась назад, но сейчас почувствовала себя сильнее и решила закончить обучение, так что пришлось снова взять в руки учебники. Все во имя движения вперед. Насколько мне позволяет заниматься этим развивающийся рынок, образовавшийся в моем собственном теле.

В университете мы обсуждаем расписание на грядущий семестр. Мне тут же назначают дату представления курсовой – как раз на той неделе я должна быть в больнице ради следующего этапа химии. Я тереблю волосы – сегодня я Блонди – и слушаю профессора, рассуждающего о программе. Странно находиться здесь. Не только потому, что я не понимаю всех терминов, которыми исписана доска прямо передо мной, но и потому, что, глядя на студентов вокруг себя, я понимаю, что они мне больше не нравятся. У меня нет того будущего, к которому они стремятся. У меня есть только сегодняшний день, что превращает наше совместное обучение в издевательскую шутку.

Я больше не хочу спешить, как бы парадоксально это ни звучало. Я больше не хочу обзаводиться вещами. Не хочу изнурять себя попытками выучить английский, французский, хинди, или китайский, или что там еще я обещала себе выучить. Больше никаких списков дел. Сейчас у меня есть только один приоритет – выживание. Последнее, чем я хочу заниматься, – это, сидя в парике, размышлять о собственной смерти во время лекций по экономике развивающихся стран.

Когда пара заканчивается, я собираю учебники, планируя как можно дольше не доставать их из сумки. Зачем учиться ради будущего, которого у меня нет? Лучше сосредоточиться на настоящем, ведь оно и есть моя реальность. Это время для раздумий. Время заняться чем-то более личным. Начиная с моей собственной головы. Я все еще ее прячу.

Хотя многое изменилось, и это видно не только по моей жизненной философии, но и по забитой париками коробке, что-то, слава богу, осталось прежним. Например, пи́сать в душе. Люблю встать утром под горячую воду и расслабиться. Однако, за исключением этого, у меня никогда не было утренних ритуалов. Формулы и правильные техники нанесения макияжа всегда оставались для меня загадкой. Я и с тушью-то едва справляюсь. Мне нравится проводить свои утра в кафе за газетой и кофе. Но так было раньше.

Сейчас я стала одной из тех женщин, которые сменили естественность на пудру и румяна. Я начинаю с бровей. Специальной кисточкой – которая обошлась мне в сорок два евро! – я аккуратно рисую их там, где, как мне кажется, им самое место. Родилась я с нормальными густыми бровями, но теперь от них осталось всего несколько волосков. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем я окончательно превращусь в Вупи Голдберг? Затем подводка. У меня нет ресниц, которые можно было бы удлинить с помощью туши, но подводка спасает, создавая иллюзию, будто они есть.

Я выбираю Сью, поскольку Дейзи выгуливалась вчера. Люблю их чередовать. На Гравенстраат, одной из главных улиц Амстердама, я встречаюсь за обедом с мальчиками, Яном, Йохемом и Робом. Для нас с Яном это вошло в привычку, с тех пор как я заболела. Хотя он встает гораздо раньше меня, мы всегда едим вместе. Пока у него обед, у меня – поздний завтрак. Погуляв по фермерскому рынку и купив свежей спаржи, мы расстаемся. Будучи успешным телевизионным ведущим, а в оставшееся время – геем, который получает больше удовольствия от общения с самим собой, Ян ускользает к своему письменному столу. Я делаю то же самое. Слова все прибывают, мой дневник становится тяжелее. Я записываю все подряд.