Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира - Александра Маринина

ВходятХотспер, Вустер, Мортимер и Глендаур.

Мортимер полон оптимизма: рядом с ним верные друзья, начало кампании сулит радужные перспективы.

Хотспер ведет себя как большой начальник:

– Лорд Мортимер, кузен Глендаур, прошу садиться. Вы, дядя Вустер, тоже.

Чуете, какой расклад? Дядя Вустер, младший брат графа Нортемберленда, между прочим, является мозговым центром всего заговора, он его первым придумал и составил план, помните? Глендаур – крупный военачальник, титулярный принц, не последний человек в Уэльсе, Мортимер – вообще наследник престола (если верить Шекспиру), а «юный» Хотспер должен быть при них мальчиком на побегушках, не более. Тем не менее он предлагает присутствующим садиться, то есть ведет себя как руководитель, к которому подчиненные прибыли на совещание. С чего бы это?

– Ах ты, черт возьми! Я карту забыл, – спохватывается Хотспер.

Совещание в доме архидиакона.

Художник Henry Courtney Selous, гравер R. S. Marriott, 1860-е.

Но Глендаур быстро и безо всякого напряжения ставит зарвавшегося «юнца» на место.

– Не волнуйтесь, карта здесь. Да вы присаживайтесь, милый Хотспер. Между прочим, король всегда называет вас «милым» и при этом в лице меняется. Наверное, мечтает, чтобы вы поскорее оказались на Небесах.

– Ну, положим, вам, Глендаур, он тоже желает смерти, как только слышит ваше имя, – парирует Хотспер.

– Его можно понять, – с улыбкой соглашается валлиец. – Когда я рождался – земля дрожала от страха.

По поводу этой реплики у Азимова есть комментарий: «Это еще один пример распространенной веры в то, что небесные тела существуют лишь для того, чтобы, как дворецкий, объявлять о приближении важного события, которое должно произойти на нашей ничтожной планете»[7]. Иными словами, Оуайн Глендаур убежден, что уже в момент его появления на свет ему была предназначена великая судьба.

Хотспер, однако, подобных верований не разделяет:

– Если земля собралась в тот момент дрожать, то она и дрожала бы, даже если бы тогда рождались не вы, а котята у кошки вашей матери.

Но Глендаур упорствует:

– А я вам говорю: земля тряслась от ужаса, когда я рождался.

– А я говорю: нет, земля никого не боится и не трясется от страха ни перед кем.

Они еще некоторое время пререкаются, Глендаур настаивает на своем, красочно расписывает, какие ужасы происходили в час его рождения, и изо всех сил доказывает, что эти ужасы были знамениями:

– И ход всей жизни ясно показал,

Что не причтен я к заурядным смертным.

В общем, с самомнением у Глендаура все в большом порядке.

– Покажите мне хоть одного человека, который мог бы тягаться со мной в мудрости или в любой сфере искусства! – уверенно заявляет валлиец.

Однако на Хотспера все эти возвышенные речи не производят впечатления, он перечит Оуайну, объясняя, что природа живет по своим собственным законам и ее проявления никак не связаны с конкретными личностями. В ответ же на последнее утверждение Глендаура замечает, что – да, пожалуй, в знании уэльского языка с ним и вправду никто тягаться не может. После чего небрежно бросает:

– Ладно, пойду пообедаю.

Мортимер пытается урезонить Горячую Шпору:

– Помолчи, а? Ты его достанешь, Перси.

Но Глендаур не намерен отпускать ситуацию, ему непременно нужно всем доказать свое могущество.

– Я могу вызывать духов из бездны!

– Ну и что? Я тоже могу, – безмятежно откликается Перси. – Вопрос только в том, явятся они или нет.

– Я умею управлять дьяволом, – не сдается Глендаур.

– А я могу научить тебя, как его посрамить: нужно всего лишь говорить правду. Хочешь, проверим? Давай, вызывай сюда дьявола, а я его в два счета прогоню. Тут много ума-то не надо, никогда не лги – и дьявол к тебе даже близко не подойдет.

– Ну хватит уже, – снова вмешивается Мортимер. – Сколько можно болтать попусту?

Глендаур продолжает похваляться:

– Я трижды сражался с Генрихом Болингброком и все три раза сумел прогнать его от наших границ.

Далее идет забавная игра созвучий:

– …и трижды

Я с берегов Уая и Северна

Песчаных побережий гнал его,

Пришедшего без зова, в непогоду, —

говорит Глендаур.

На что Хотспер немедленно отзывается шуткой, делая вид, что не расслышал:

– Босого – в непогоду? Черт возьми!

Как лихорадку он не подцепил?

Эту реплику валлиец оставляет без ответа, и складывается впечатление, что юмора он не оценил. Вероятно, не настолько свободно владеет устным английским, чтобы понять, и, дабы скрыть непонимание, мгновенно переводит разговор на тот предмет, ради которого они все тут