Любовный приворот для одноклассницы - Елена Граменицкая

Оставили погибать в пустыне безмолвия, одиночества, осознания убожества?

Что может быть нелепее разговора с фотографией, обычной ламинированной бумагой, всего-то запечатлевшей счастливый миг?

Бесполезный монолог. Ответа уже не будет. «Меня здесь НЕ БЫЛО НИКОГДА».

Фотография бездушна, безмолвна, она – холодное наказание, которое продлится вечно.

Она – еще один палач. Ничего не стоит порвать и сжечь бумажку, но разве можно сжечь любовь или разорвать на клочки прошлую жизнь?

Что такое любовь?

Возможно, для кого-то она и благо, воспетое в стихах и сонетах волшебство, божественный, бессмертный напиток вечности. Для нее же это кара, это каждодневная мука, приговор, барьер, через который надо перейти, чтобы выжить. Это наркотик, это нескончаемая боль, немой крик. Это краденые слезы счастья и вечная боль в груди, которую не могут остановить ни уговоры подруг (долго ли они намерены тратить силы на нее?), ни терпкие бокалы вина (сколько их еще до точки невозврата?) – ничего, кроме НЕГО.

Может, это не любовь вовсе?

Но он исчез, растворился в реальности… Нет, точнее перешагнул в параллельность, затерялся в призрачных сонных мирах, его как будто никогда и не было. Как только поверишь в это, в виде бонуса получишь пароль на второй уровень сложности, где, возможно, придет осознание, что без него можно жить.

Но Маше до обретения волшебного пароля далеко. Она находится во власти сладкой иллюзии его возвращения, его внезапного звонка. Она его ждет, но уже больна. Смертельно больна несбывшейся надеждой, разговорами с пустотой, бесконечными переживаниями.

Она практически сошла с ума, потому что во сне любима, во сне желанна, но стоит пробудиться, как приговор – ежедневный приговор вновь приводится в исполнение, напоминая ей, что Денис ушел навсегда.

Он жив, но не живет для нее, он вне времени, вне пространства, счастливо отделался, заметил дорожный знак – «GAME OVER» – чуть раньше и свернул перед тем, как рухнуть в пропасть. Просто он никогда ее не любил.

Боже милостивый! Возможно ли успокоение?

Конечно да!

Дитя мое, вот оно, искрится в переливах кровавого испанского вина, где сладость жаркого южного солнца счастливо влюбилась в безумие страстного фламенко, где сердечный такт аллегриаса вторит аритмичной партитуре твоего собственного раненого сердца. Две Мария! «Amantes – ameutes evviva!» – «Влюбленные – безумные да здравствуют!»

Но желанный покой подобен ускользающему миражу. Чем меньше драгоценной влаги на дне бокала, тем дальше сказочное эльдорадо. Фата Моргана смеется над несчастной, никому не нужной, сломанной куклой. Обманывает ее, обещая избавление, но даруя лишь разочарование и непреходящее чувство вины.

Маша прячет бутылку, скрывает следы преступления от глаз дочери, когда та возвращается из школы. Бедная девочка все чаще думает, что она и есть причина маминых слез, и ищет промахи в своем поведении.

Но Маша, как обычно, ни о чем не спросит расстроенную дочь, ничего не скажет ей, оставив в недоумении. Покормив ребенка, удалится в свою спальню и, плотно прикрыв дверь, вновь окунется в пучину культивируемой боли, ставшей наркотиком, бессменным партнером в игре под названием «Сделай мне больно, ударь посильнее».

– Птичка! Ты начинаешь нам надоедать! Не пора ли сменить декорации?

Странное недомогание лишило сил. В течение нескольких дней Ирина не могла вернуться к исполнению служебных обязанностей. Все попытки подняться с кровати и заняться собой заканчивались неудачей. После пяти минут вертикального положения начинало давить виски, учащалось сердцебиение, по телу пробегала омерзительная горячая волна, вызывающая прилив крови к лицу и липкий холодный пот.

Если в этот момент она не успевала облокотиться на кровать или стул, ноги подкашивались, и приходилось опускаться на пол, дышать глубоко и равномерно в надежде, что скоро отпустит.

Если бы только физиологическое недомогание вызывало страдание, отнюдь, вместе с изнуряющими приливами на нее обрушивался животный страх, природа которого была неизвестна.

Мрачные предчувствия отравляли кровь, раскаяние в содеянном не давало жить спокойно. Гордячку застало врасплох неожиданное, дотоле редко навещавшее чувство вины.

Но время шло. Постепенно приступы слабости и панического страха стали реже и короче. Через месяц силы окончательно вернулись к госпоже Кушнир, а чувство грядущего неизбежного наказания оставило ее в покое. Ирина обрела прежнее лицо, красивое и холодное. Величие Снежной королевы, мальчик которой, немного пошалив, вернулся в сверкающий ледяной чертог, чтобы сложить из мозаики слово «Вечность».

Время – великий волшебник. Скоро от раскаяния ничего не осталось.

Все вернулось на круги своя. Поцелуи Дениса, изысканный ужин на столе, потрясающий секс (слишком хороший, такой был лишь в первые годы их совместной жизни), сон, легкий завтрак, поездка в ненавистный офисный виварий, возвращение домой…

Круг замкнулся, дни замелькали калейдоскопом, стирая воспоминания о дне, подарившем ей второй шанс.

Но не прошло и нескольких месяцев безмятежной жизни, как все наставления ведьмы были забыты, и Ирина устроила первую показательную порку.

Тот майский день вообще был особенным, с самого утра не задался. Раздражение нарастало, начиная с офиса. Людмила, секретарша, позволила себе обронить презрительно-насмешливый взгляд на поехавший чулок начальницы. Только чудо спасло идиотку от неминуемого увольнения. Звонок генерального остудил разгорающийся в душе Ирины пожар.

Выйдя из кабинета с новым назначением в кармане, госпожа Кушнир решила не опускаться сейчас до экзекуции, но дала себе обещание избавиться от блондинки.

Итак, впереди ждали перемены. И ого-го какие! Босс назначил ее куратором филиала в Гессене, что означает подъем дохода на тридцать процентов, личного шофера и возможность покупки недвижимости за счет беспроцентного кредита. А с глупой зарвавшейся девицей, виноватой уже в том, что ее тело молодо и доступно для персонала в брюках, она покончит позже, оставит на десерт.

По дороге домой зависть к юности бесследно испарилась, ее место заняли самолюбование и осознание собственной значимости.

Переступив порог и подставив губы для положенного поцелуя, Ирина отметила про себя: «Как же это круто, быть для человека всем – воздухом, водой, солнцем. И это все – я».

Почему началась профилактика? Что ее вызвало?

Его угодливый вопрос, не голодна ли она, его смущенная улыбка или ускользающий взгляд?

«Почему Диня не смотрит в глаза, что у него на уме? Он снова навеселе, приложился к бутылке? Интересно, он поднимается к Светке или напивается в одиночку? Наверняка один, к соседке ему запрещено ходить».