По сценарию любви - Мишель Селмер

Но это было так сладко, так приятно, что она поцеловала его еще раз. И так как второй поцелуй оказался слаще первого, то Ханна поцеловала его еще. И еще.

И еще.

А потом уже не смогла остановиться.

Филипп обнимал ее как раз так, как хотел. Гибкое тело в его руках, мягкие податливые губы… Черт, как же она, оказывается, умеет целоваться… Еще никогда он не встречал женщину, которая отвечала бы ему так искренне.

Он мог взять ее сейчас, до свадьбы, как и планировал. Но почему тогда ему кажется, что это неправильно? Как будто бы он ее предает…

С каких это пор он думает о ком-то, кроме себя?

У него бы не было этой проблемы, этого чрезмерного чувства ответственности, если бы она не вела себя так чертовски искренне. Если бы не ходила с душой нараспашку.

Филипп уже говорил ей, как раз сегодня утром, что ее всегдашняя правдивость может доставить неприятности, но Ханна настаивала, что быть честной — это хорошо. Что ж, возможно, она права.

И вот он ласкает, целует ее, хотя, по идее, давно следовало бы сказать ей «нет». Но, черт возьми, как же с ней чудесно!

Может быть, она даже не отдает себе отчет в том, что делает. И если он позволит себе немного больше, слегка ее подтолкнет, то она все наконец осознает и притормозит.

Наверное, следует заставить ее это сделать.

Его рука скользнула по спине, изгибу талии, потом еще ниже… Девушка тихо ахнула, но не предприняла никакой попытки высвободиться. Тогда Филипп пошел еще дальше, властно притянув ее к себе, чтобы она осознала наконец его намерения. И, черт, она была великолепна. Гибкая, зовущая и чертовски притягательная.

Похоже, вместо того чтобы отпугнуть, его действия только усилили ее решимость.

Ханна провела ногтями по его спине, словно кошка, потерлась о его тело, и он не сумел сдержать тихого хриплого стона.

Прежде Филипп был практически полностью убежден, что Ханна девственница, теперь же он засомневался в этом и, честно говоря, не знал, как к этому относиться. С одной стороны, ему льстила мысль о том, что она будет принадлежать ему одному. Но с другой…

Руки Ханны легли ему на грудь, потом опустились ниже, по направлению к поясу. Еще чуть-чуть, и он потеряет над собой контроль…

Девственница она или нет, он не должен отказывать ей в мечте о первой брачной ночи.

Филипп оборвал поцелуй и отступил назад, оставив раскрасневшуюся девушку взирать на него в изумлении.

— Мы должны остановиться.

На ее щеках горел румянец, голос стал хриплым от возбуждения.

— Почему?

— Потому что ты этого не хочешь.

— Нет, хочу.

Она попыталась поцеловать его снова, прикоснуться к нему, но Филипп схватил ее за запястья.

— Тебе так только кажется. Ты расстроена, и это на тебя влияет.

— Я не расстроена, честно.

— Ханна, если это случится, ты потом очень сильно пожалеешь.

— Нет…

— Осталась всего лишь неделя. — Подумать только, он ли это говорит? Он уговаривает ее не заниматься сексом… Наверное, все-таки сошел с ума.

Судя по выражению ее лица, Ханна подумала то же самое.

— Сегодня, завтра… Какая разница?

— Ты сейчас сама не понимаешь, что говоришь.

— Филипп, я хочу этого. Сегодня. Сейчас.

Она попыталась высвободить руки, но Филипп не позволил. Ханна могла бы упрашивать его до посинения, но своего решения он бы не изменил. Самое же худшее заключалось в том, что виноватым во всем был только он сам. Именно он довел ее до этого своим невниманием.

Филипп считал, что, держа ее от себя подальше, оказывает девушке большую услугу. Ведь тогда она не привяжется к нему слишком сильно. Теперь-то он понял, что попросту сделал ее несчастной. Ханна покинула свой дом, свою родную страну ради человека, которого практически не знала, и таким вот образом он ее отблагодарил… И как это она еще не собралась уехать обратно?

Софи была права. Какой же он идиот.

Рискуя снова задеть ее чувства, Филипп решил сказать единственное, что мог, чтобы добиться желаемого результата:

— Может, ты этого и хочешь, а я — нет.

Ханну как будто холодной водой окатили. Такое впечатление, по крайней мере, произвели на нее слова Филиппа. Почему он ей отказывает? Ведь он мужчина, а все мужчины от природы хотят одного, разве нет? Она-то думала, что он ни за что не упустит такого шанса.

Филипп отпустил ее руки, и девушка сделала неровный шаг в сторону.

— Ты серьезно?

— Поверь, я удивлен не меньше, чем ты.

Это ничего не проясняло. Достаточно было посмотреть на него ниже пояса, чтобы увидеть, насколько он возбужден. Почему же он тогда не хочет ее?

— Я сделала что-то не так?

— О, нет. Ты все сделала хорошо…

— Тогда в чем же дело?

Филипп покачал головой.

— Я слишком тебя уважаю, чтобы допустить это.

Девушка была настолько ошеломлена, что даже не сразу нашлась, что ответить. Вероятно, это были самые лучшие слова, которые ей только доводилось слышать в своей жизни.

И он был прав. Если бы они занялись любовью сегодня, Ханна бы пожалела. Она была просто слишком расстроена, и это, конечно же, отразилось на ее действиях. Она думала, что секс каким-то образом сблизил бы их. Но, так или иначе, в жизни было много других важных вещей.

Как то, например, что она значит для Филиппа достаточно, раз он не позволил ей совершить, возможно, самую большую ошибку в своей жизни. Чего же еще желать?

— Неделя ожидания нас не убьет, — тихо произнес Филипп. — Так ведь?

Прикусив губу, Ханна кивнула. Не убьет. После того как она прождала двадцать шесть лет… И Ханна вовсе не упустила из виду, что, по иронии судьбы, говорила ему точно то же самое еще на прошлой неделе.

— Прости. Не знаю, о чем я думала.

— Тебе не за что просить прощения. Это я должен быть к тебе более внимательным.

— У тебя много дел, я понимаю.

— Но не настолько много, чтобы не поужинать иногда со своей невестой. — Он убрал выбившуюся из прически прядь с ее лица. — От тебя ожидают многого, но ты мало получаешь в ответ.

Показаться ему неблагодарной было последним, чего она хотела.

— Я хорошо осознаю, что мое положение требует некоторого самопожертвования.

— А я просто не привык делить с кем-либо мое время, — признался он.

Или чувства, подумала девушка. Принимая во внимание атмосферу, в которой его воспитывали, в этом не было ничего удивительного. При столь жестокосердной матери и отце, о чьих любовницах было известно каждому, неудивительно, что Филиппу пришлось научиться скрывать свои чувства.