Желание под солнцем - Карен Робардс

Его навестила в сарае, ставшем его тюрьмой, та сумасшедшая старуха, Аманда Бартон, которая сказала ему – словно они говорили о погоде, – что намерена увидеть его сломленным. Он пришел в неистовство, обрушив на нее град проклятий, сам шокированный тем, что говорит такое женщине, даже ей. Она рассмеялась довольным скрипучим смехом и ушла, оставив его, закованного в цепи и ревущего от ярости и бессилия, в темноте. А позже кто-то – было слишком темно, чтобы разглядеть, кто это был, – пришел и, не говоря ни слова, избил его до бесчувствия. Ему не давали ни еды, ни воды, избивали и унижали, оставляя валяться в своих отбросах до тех пор, пока он перестал чувствовать себя человеком. С тех пор как начался этот кошмар, с ним обращались хуже, чем с животным, со злобной жестокостью.

В конце концов он научился обуздывать свой гнев, припрятывая его, как скупец золото, обещая себе, что если подождет, то ему может представиться возможность сбежать. Он не догадывался, что старая ведьма планирует продать его, как ненужную вещь, выставив на аукционе, как лошадь.

Когда он поймал на себе взгляд Лайлы, зная, что она видит его в цепях, грязным, с позорными отметинами кнута на спине, ему хотелось убить своих мучителей. Жажда крови, которая бушевала в нем, была настолько сильной, что смела все соображения о благоразумии и даже выживании.

Он взревел от ярости, оскалив зубы, и бросил все свои силы на рывок, который должен был разорвать цепь, приковывающую его к столбу. Столб затрещал и задрожал, и на мгновение, лишь на мгновение, он подумал, что может освободиться. Хотя если б и смог, его скорее всего пристрелили бы…

Наиболее пугливые в толпе вскрикнули, а аукционист развернулся так быстро, что покачнулся и чуть не упал с платформы. Тут же два здоровых охранника подскочили к Джоссу, обрушив град ударов кулаками на его голову и плечи. Со связанными за спиной руками и скованными лодыжками он не мог защитить себя, но пытался, отклоняясь и увертываясь как мог от худших ударов. В конце концов он неизбежно повалился на колени. Затем тяжелый сапог со всей силы врезал ему по ребрам. Боль, достаточно острая, чтобы проникнуть сквозь пелену ярости, окутывающую его, пронзила грудную клетку. Он охнул, сложился пополам так, что лоб коснулся пыльных досок платформы. Еще один удар пришелся на поясницу. Он стал хватать ртом воздух, и холодный пот потек по лбу.

– Я дам за него сто долларов!

Джосс думал, что худших мучений уже быть не может, но ошибался. Этот нежный, с мягкой интонацией голос из толпы вызвал у него волну стыда, настолько сильную, что стало еще больнее, чем от наверняка сломанных ребер. Стиснув зубы, он с трудом поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Она подошла ближе, настолько близко, что теперь он мог видеть утонченное совершенство черт под полями шляпы. Она смотрела не на него, а на аукциониста. Эти огромные голубые глаза потемнели от смеси того, что, как он решил, было жалостью к нему и испугом перед собственной смелостью. Для молодой леди купить мужчину-раба было неслыханным делом; женщины, если они не были убежденными старыми девами или вдовами, не имеющими мужского покровительства, вообще никогда не участвовали в торгах. В большинстве случаев им было запрещено владеть какой бы то ни было собственностью; все находилось в ведении их мужей и отцов. А для такой юной леди, как Лайла, купить молодого, в расцвете сил мужчину-раба… Это было отважным поступком. Он сознавал это, понимал, что она станет предметом толков и пересудов аукциона, этого захудалого городишки и всей округи. Но он все равно не испытывал ни малейшей благодарности за то, что она делала для него. Его ярость и ненависть на весь свет в данный момент простирались и на нее тоже за то, что она стала свидетельницей его крайнего унижения. Он был на коленях перед ней, беспомощный, окровавленный и сломленный, его человеческое достоинство поругано и растоптано. Как же он мог не испытывать ненависти к ней за то, что она жалеет его?

– Ну слыханное ли дело? Вы только гляньте на нее!

По толпе прокатилось ошеломленное бормотание, шеи вытягивались, и все увидели, что в торги вступила модно одетая молодая женщина. Аукционист потрясенно уставился на Лайлу, словно не мог поверить своим ушам. Охранники тоже повернулись посмотреть. Лайла, внезапно осознав, что привлекла всеобщее внимание, вспыхнула, но глаз от аукциониста не отвела. Джосс поморщился и за нее, и за себя. Он понимал, что намерения у нее самые лучшие, но она только делала хуже.

– Мисс, вы действительно намерены торговаться? – наконец спросил ее аукционист, понизив голос, сделавшийся чудесным образом уважительным. Даже такие, как он, очевидно, умели распознать истинную леди. Джосс затаил дыхание, даже не сознавая, что делает это. Она все еще могла отказаться и избавить себя от неприятностей. Он надеялся, что она так и поступит. Быть проданным самому мерзкому и злобному ублюдку на свете для него будет не так унизительно, как быть обязанным ей.

– Да, намерена. Я сказала, что заплачу за него сто долларов, и именно это я и имела в виду. – Сейчас ее голос был сильнее, тон и слова ясные. Подбородок был высоко поднят, в красивых глазах горел вызов. Джосс почувствовал еще больший стыд. Он протестующе зарычал. Сапог ближайшего к нему охранника угрожающе поднялся, и он замолчал. Она по-прежнему не смотрела на него, но он не мог оторвать от нее глаз.

– Я не могу продать такого раба, как этот парень, молодой леди, – сказал аукционист, неодобрение сквозило в каждом его слове. – А вообще-то зачем он вам?

– Как вы заметили, должным образом обученный, он будет стоить в пять раз больше, чем я плачу за него. И я покупаю не для себя; я действую как доверенное лицо своего отца. Наш надсмотрщик уже купил почти дюжину рабов на передней лужайке. И этого он тоже заберет.

– О! – Аукционист потер подбородок. – Ну, тогда, думаю, другое дело. Если вы приведете сюда вашего надсмотрщика…

– Как раз сейчас он занят другими рабами, которых мы купили. – Подбородок Лайлы поднялся еще чуточку выше, голос стал тверже. – Мои деньги не хуже, чем у других, полагаю. И я не вижу больше никого, кто бы предлагал вам за него сто долларов.

Аукционист на мгновение нахмурился, глядя на нее, затем обвел толпу взглядом.

– Леди права, – крикнул он. – Она говорит, что больше никто не предлагает сотню долларов. Кто-нибудь из вас, ребята, желает дать больше? Я не слышу. Сто двадцать? Сто десять? Нет? Тогда – один… два… продано вот этой молодой леди за сто долларов!

– Я пришлю кого-нибудь с деньгами чуть позже, – услышал Джосс ее слова, когда охранники отстегнули цепь, привязывающую его к столбу, и потянули, поднимая на ноги. Пелена боли затуманивала его сознание, когда его наполовину свели, наполовину стащили с платформы. Купленные рабы дожидались своих новых хозяев в огороженном месте на краю лужайки. Он предположил, что именно туда его и ведут. Его ранам было бы предоставлено заживать самим по себе, да только его новая хозяйка жалостливая. Горький смех сотряс его, усугубив боль. Сам факт, что она купила его – купила! – свидетельствовал о ее сострадании. В своей новой жизни в качестве ее раба он мог рассчитывать на хорошее обращение.