Любовь не с первого взгляда - Мария Берестова

Вопреки тому, что мужчина тоже должен был почувствовать облегчения от возможности свернуть неловкий разговор, он почему-то нахмурился и даже с лёгкой обидой воскликнул:

— Такое чувство, будто вы ожидали, что я стану вас принуждать!

— Вы говорите глупости, — впервые за разговор повернулась к нему королева, но по тому, как быстро и лихорадочно она говорила, было ощутимо заметно, что именно так она и думала, — конечно же, в вас я не сомневалась. Но обстоятельства, мессир, вынуждают нас спешить: стране нужен наследник.

Канлар, крайне удивлённый несвойственной королеве вспышкой эмоциональности, возразил:

— Несколько недель погоды не сделают, зато у нас будет время привыкнуть друг к другу и к мысли о близости.

— Вы правы, — отвернулась королева, и что-то в её голосе заставило советника нахмуриться ещё сильнее и сместиться, чтобы получить возможность заглянуть ей в лицо.

Чутьё его не подвело: Кая плакала.

Она делала это каким-то совершенно изуверским и неестественным образом: не всхлипывая, не дрожа плечами, не закрывая глаза и даже не вздыхая глубже, чем обычно. Это было её старой манерой, приобретённой ещё в детстве: если вдруг на неё и находили слёзы, она попросту замирала, позволяла им аккуратно излиться, и довольно быстро прекращала плакать, чтобы лицо не успела распухнуть и покраснеть — такие следы уж точно не подобают принцессе, а тем паче — и королеве.

— Ваше величество… — изумлённо выдохнул Канлар, делая невольное движение к ней, но его оставил резкий жест. — Я был… недостаточно деликатен?

— Напротив, — ответила Кая голосом столь ровным и спокойным, будто это не у неё сейчас катились слёзы по щекам, — вы были вполне деликатны, мессир. Моё состояние не имеет к вам прямого отношения. Просто дайте мне две минуты.

Должно бы, с её точки зрения не было ничего сложного в том, чтобы простоять с ней рядом эти две минуты и дождаться, когда она возьмёт себя в руки, но для Канлара это оказалось серьёзным испытанием — не то чтобы ему было привычно оказываться в таких ситуациях, но всё же, если он в них и оказывался, то принимал самое деятельное участие в успокоении дамы, а вовсе не стоял рядом безмолвным статистом.

Вот и тут его хватило лишь на пару секунд; пошарив глазами по кабинету, он обнаружил графин и нашёл для себя вполне достойное занятие — поднёс королеве стакан воды.

— Благодарю, — сдержанно отозвалась она, принимая и стакан, и последующий за ним платок, который пришёлся очень кстати.

— Прошу прощения, — сказала она спустя минуту. — Но раз уж вам выпало стать моим мужем, думаю, я могу себе иногда позволить такие слабости в вашем присутствии.

— Ваше величество, — в который раз сдержанно поклонился он. — быть может, я могу чем-то помочь вам?

Она посмотрела на него долгим, серьёзным и ни капли не заплаканным взглядом, после чего объяснила:

— Эти комнаты были единственным местом, где я была свободна, и время, которое я проводила в них — единственным временем, когда я могла побыть собой. Теперь у меня отнимают и это.

Со вздохом отвернувшись и потеряв взгляд в недрах книжного шкафа, она призналась:

— Я с детства готовилась к договорному браку. Я знала, что рано или поздно этот час настанет, и всегда считала, что неплохо подготовилась к своей роли. — Помолчав, она добавила: — Я ошибалась. К такому невозможно быть готовой.

От подобных признаний Канлару стало крайне неловко.

— Могу ли я чем-то помочь вам? — спросил он ещё раз, не зная, как утешить эту слишком хорошо умеющую держать себя в руках королеву.

С лёгким нервным смешком та махнула рукой, посмотрела на него и отвела взгляд:

— Оставьте мне мою спальню, — наконец попросила он. — Пусть по крайней мере это останется только моим.

— Вы можете быть спокойны, — заверил он её.

— Благодарю, — ответила королева, — прошу вас, теперь оставьте меня. Думаю, мы решили этот вопрос. Вашего камердинера разместим в прихожей, там была предусмотрена лакейская, но мы за счёт неё расширил общую площадь. Вернём обратно. Отдайте соответствующие распоряжения, будьте так добры.

— Разумеется, — поклонился Канлар и вышел.

Кая же без сил опустилась в кресло, приложив ладонь ко лбу.

Она в жизни не смогла бы признаться, что до слёз её довело не вторжение в личные комнаты — причина, конечно, реальная и более чем веская, — а неприятное, едкое, мучительное чувство зависимости от решений мужчины, с которым ей теперь придётся жить.

Сегодняшний разговор привёл Канлара в беспокойство. Он сам был не в восторге от необходимости вступать в политический брак, но его, по правде сказать, в большей степени заботило его новое положение и связанные с ним трудности, нежели характер отношений с будущей женой. Будем откровенны: Кая всегда держала себя столь идеально-сдержанно, что никому и в голову не могло прийти, что простые человеческие переживания ей не чужды.

Когда Канлар впервые увидел малышку-принцессу, ему было пятнадцать, а ей — всего четыре года. При его представлении королю она сидела совершенно спокойно в большом кресле, одетая в платье взрослого фасона, причёсанная на взрослый манер и выглядевшая на все семь.

Яркое впечатление о малышке, которая казалась идеальной куклой, продержалось годы. Канлар видел принцессу на официальных мероприятиях, и в любых ситуациях она казалась совершенно взрослой — её манеры были безупречны, и держала она себя без всяких детских капризов.

Тесно общаться с принцессой Канлар начал, когда ей исполнилось двенадцать, — именно в этом возрасте Кая стала обязательным участником Малого совета. Высказывалась она редко, но всегда по делу, и то, что она говорила, бывало вполне умно.

Возможно, Канлар привык воспринимать её как нечто функциональное: идеальное воплощение самой идеи правительницы. За годы, что он провёл с нею бок о бок, он ни разу не наблюдал, чтобы она отходила от своей роли и как-то демонстрировала, что функция «быть идеальной наследницей трона» не исчерпывает всё её существо.

За эти несколько дней Канлар с удивлением открыл для себя, что в королеве есть и другая, внутренняя сторона — всегда скрытая, живущая своей тайной жизнью, ни для кого не доступной.

Это открытие было для него ошеломительным. Казалось бы, это лежало на поверхности, и странно было бы предполагать, что даже у самой блестящей королевы нет за душой чего-то ещё, кроме её королевского величия. Однако, раз и навсегда привыкнув воспринимать Каю функционально, Канлар был потрясён.

Ему не приходило в голову, что у неё могут быть какие-то общечеловеческие потребности, и что её статус может как-то препятствовать их обеспечению, а их брак может ещё более стеснить и без того стеснённую человечность.

Канлар почувствовал себя виноватым; умом он понимал, что брак с ним спасает королеву от более тяжёлой участи, но сердцем — сердцем он чувствовал себя в этот момент насильником, который мучает и без того измученную своим саном девушку.