Всадник рассвета - Владимир Шигин

Меж тем солнце уже понемногу начинало клониться к закату. Переправляться вечером Вышата посчитал неуместным, к тому же надо было еще найти речных стражников. У них можно было разузнать кое-что о делах на противоположном берегу, к тому же стражники могли помочь и с переправой. Троих воинов Вышата немедленно послал на поиски стражи, остальные же занялись рубкой деревьев и изготовлением плотов. Работа эта была, видимо, всем хорошо знакома, воины справились с ней достаточно легко. Довольно споро было повалено несколько толстых дубов. Затем их перетащили на прибрежный песок, где связали между собой. Из бревен потоньше сделали весла и рули, укрепив и то и другое на хитрых распорках. В конце концов получилось два больших плота. Несмотря на всю неказистость, они внушали уважение своей явной добротностью.

— Один будет основным, для переправы! — сказал мне Вышата. — А второй на всякий случай, про запас!

Вскоре показались и наши воины, посланные на поиски стражи. Вместе с ними ехала целая группа всадников. Пожилой и бородатый воин, легко соскочив с коня, подошел к Вышате, и они троекратно расцеловались.

— Это воевода речной стражи Бродич! — представил мне прибывшего Вышата.

— Мы уже извещены о тебе, Посланник, и ждем тебя! — приложил Бродич руку к сердцу. Я сделал тот же жест. Поглядев на наши “боевые корабли”, Бродич кивнул.

— Мы тоже заготовили вам загодя несколько надежных плотов.

— Это никогда лишним не будет! — многозначительно заметил Вышата.

За вечерним костром начальник стражи поведал нам последние новости с того берега.

— Уже с полгода, как мы прекратили вылазки на нечистую сторону, — рассказывал он неторопливо, обращаясь больше к Вышате, чем ко мне. — Последний раз потеряли там слишком много людей, чтобы повторять походы. На той стороне последнее время что-то происходит, но что, точно сказать я не берусь. Во время последней вылазки вообще произошло ранее небывалое. Когда мы уже вернулись обратно, то спустя несколько дней на противоположном берегу увидели несколько наших воинов из тех, кого считали погибшими. Они были живы и просили о помощи. Разумеется, я немедленно организовал переправу, она конечно же не обошлась без жертв, но отставших мы вернули. Признаюсь честно, я не заметил в них ничего необычного. Правда, они не могли толком объяснить, что же с ними случилось, но мы посчитали, что сказались перенесенные волнения. А на следующий день в лагере начали происходить страшные вещи. Привезенные стали бросаться на своих же товарищей и впиваться зубами игл в глотки. Укушенные исходили пеной, а спустя несколько минут уже присоединялись к их укусившим. При этом глаза как у привезенных нами с той стороны, так и у укушенных были кроваво-красными и лишенными зрачков. С огромным трудом и немалыми потерями удалось со всеми расправиться.

— Что вы сделали? — спросил я.

— Разумеется, поубивали! — немного помолчав, сказал Бродич. — При этом у тех, кто вернулся с той стороны, были совершенно нечеловечьи зубы, настоящие волчьи клыки. Кстати, среди них был и твой друг Отадр!

— Да, — склонил голову Вышата. — Когда-то Отадр спас мне жизнь. Кто знал, что его ждет такая страшная судьба!

— Я думаю все же, что Отадр и остальные пали в бою, а те, кто пришел к нам, были ожившими мертвецами-оборотнями! — покачал седой головой Бродич. — Помянем же их светлые души!

Мы, не чокаясь, выпили по чаше с крепким медом. Помолчали.

— До каких пределов вам удавалось доходить во время последних вылазок? — продолжил свои расспросы Вышата.

— С тобой когда-то мы отдалялись от реки верст на десять, если помнишь, — ответил начальник стражи. — Но тогда сопротивление было гораздо слабее. Я чувствую, что нечисть крепнет и собирается с силами день ото дня. Добром для всех нас это не кончится. Близок тот час, когда они начнут рваться в наши земли через реку. Что тогда будет, сказать не берусь. Последние недели кто-нибудь оттуда все чаще и чаще пытается прорваться на нашу сторону. Раньше такого почти никогда не было. Теперь же почти каждую ночь. Позавчера они пытались пробиться целым отрядом. Теперь нам уже не до рейдов на ту сторону, впору удержать свой берег. Что касается твоего вопроса, то последние два раза мне удавалось, теряя больше половины людей, углубляться не более чем на пять верст. С каждой верстой сопротивление нарастало так сильно, что нам приходилось отступать.

— Кто сражается против нас на той стороне? — по-интересовался я.

— Однозначно сказать трудно. — Бродич, не отрываясь, смотрел на колеблющиеся языки пламени костра. — Всякий раз там подстерегает что-то новое. То какие-то драконы, то огромные свиноподобные твари, то летающие чудища. Каждый раз их нападение — полная неожиданность. Никогда не знаешь, откуда они ударят, с земли или с неба. Нечисть воистину неисчислима.

— Когда лучше переправляться? — спросил Вышата.

— Лучше всего ближе к полудню. Нечисть не любит яркого солнца и в это время не так агрессивна.

— А что нас ожидает в реке? — поинтересовался я.

Тут уж на меня посмотрели оба — и Вышата, и Бродич. Ответил Вышата:

— В речке тоже полно всякой мерзости, но она больше держится противоположной стороны.

— Значит, река — это граница двух миров?

Оба молча кивнули. Бродич подкинул в начавший гаснуть костер несколько веток.

— С речкой дела тоже стали хуже. Пакость, живущая в ней, стала все чаще подбираться к самому нашему берегу и подстерегать подходящих близко к воде. Так мы потеряли уже несколько человек. Да и в размерах твари прибавили. Помнишь, если раньше самые большие водные твари были с хорошую свинью, то теперь уже попадаются почти с корову. А совсем недавно объявилось вообще огромное создание, перекусывающее человека как тростинку. Мы его прозвали Речным Гадом. Правда, пока Гад этот всего один, а потому попадается на глаза не слишком часто, но, как говорится, лиха беда начало!

Мы помолчали. Костер, затухая, уже тлел. Внезапно с другой стороны реки раздался пронзительный и долгий вой. Кто-то невидимый и неведомый вопил в ночи, оглашая все и вся выворачивающим душу истошным воплем, от которого становилось по-настоящему жутко. Я глянул на Бродича, надеясь получить разъяснения. Тот, изменившись в лице, быстро-быстро шептал одними губами какое-то заклятие.

— Кто это?

Начальник стражи поднял на меня глаза. В них я прочел нескрываемую тревогу.

— Это плачет Кричащий-в-ночи!

— Кто это такой?

— Никто его никогда не видел, но все здесь знают, что плачет Кричащий-в-ночи всегда в предчувствии скорой крови! Он чувствует добычу и воплем созывает нежить на пир плоти. Сколько бы раз мы ни собирались уходить на тот берег и как бы мы ни соблюдали при этом тайну, всякий раз перед выступлением он воет и плачет. Теперь он кричит по вам.

— Нас еще рано хоронить. Пусть лучше поплачет о самом себе! — сказал я с неожиданной для себя злостью.