Исполнитель - Сергей Горбатых

В деканате он забрал справку для посещения библиотеки Ленинградского университета. В коридоре столкнулся с Ивушкиным.

– Сань, ты куда пропал? Я тебя уже битый час ищу. Хочу перед отъездом домой попрощаться с тобой. Но это чуть позже. Мой отец внизу стоит, хочет познакомиться с тобой.

На улице, неподалёку от входа в институт, стоял невысокий широкоплечий мужчина с бритой головой и усами цветы спелой пшеницы.

Увидев Мальцева и Егора, он направился к ним. Только теперь Саша увидел, что пустой правый рукав его пиджака был заправлен в карман.

– Так вот ты какой, Александр! – приятным голосом сказал мужчина и протянул Мальцеву свою левую руку.

Саша её неловко пожал.

– Спасибо тебе, Александр, за помощь, которую ты оказал Егору! Я теперь вижу, что у моего сына есть настоящий друг!

Мальцев, не зная, что ответить, глупо улыбался, пожимая плечами.

– Василий! Давай мешки! – вдруг громко приказал кому‑то Ивушкин‑старший.

Как из‑под земли появился молодой парень в полувоенной форме с двумя вещмешками в руках.

– Пожалуйста, Яков Степанович! – сказал он, ставя мешки у ног Ивушкина.

– Это тебе гостинцы, Александр! – сказал Ивушкин‑старший.

– Нет, нет! Спасибо! Мне ничего не надо! – испугался вдруг Мальцев.

– Тебе не надо, так маме отдай. Ей‑то одной, без мужа, нелегко тебя учить. Понимать надо, Александр! – убедительно объяснил Яков Степанович.

Поблагодарив Ивушкиных, Александр попрощался с ними. Затем, надев один вещмешок на спину, а другой взяв в руку, пошёл на трамвайную остановку. Он с трудом дотащил их до дому.

– Это тебе гостинцы, мама! От папы Егора Ивушкина, – объяснил он.

Зинаида Ивановна развязала мешки.

– Боже мой! – ахнула она. – Это сокровища: мёд, мука, крупа и… окорок. Сашуля, око‑рок! Как пахнет! Я такого в жизни не ела!

Со следующего дня для Александра наступило прекрасное время: он вставал в десять часов утра. Не торопясь, завтракал и ехал в университет. Здесь, в читальном зале библиотеки, он заказывал себе книги, о которых давно мечтал, удобно устраивался за столом и начинал читать. Тишина, мало посетителей. Все говорят только шёпотом и стараются ходить на носках по скрипучему паркету, чтобы никого не беспокоить. Иногда Саша ловил себя на мысли, что он не смотрит в книгу, а мечтает о том, когда у него будет свой большой кабинет в роскошном доме.

Прошла неделя. Как‑то Мальцев вернулся домой и, едва переступив порог комнаты, увидел стоящую напольную вазу Софьи Павловны.

– Мама, что случилось? Почему эта ваза находится у нас? – удивлённо спросил он.

Еле передвигая ноги, к нему вышла Зинаида Ивановна. Она держалась за сердце и всхлипывала.

– Мама! Что случилось? – испугался Саша.

Зинаида Ивановна махнула рукой в сторону коридора и прохрипела:

– Софья Павловна тебя хочет видеть.

Александр кинулся в квартиру Софьи Павловны. Здесь он увидел хозяйку, сидящую в кресле посредине комнаты.

– А, Сашенька, – каким‑то отрешённым голосом произнесла Софья Павловна. – Добрый вечер. Проходи, присаживайся! Сашенька, я хочу тебя попросить, чтобы ты забрал себе картины, вазы, книги… Всё!

– Зачем, Софья Павловна? Что случилось? – недоумевал Александр.

– Случилось то, Сашенька, что давно должно было случиться. Сегодня ночью, нет, завтра рано утром (ведь они всегда приходят на рассвете) меня заберут…

– Софья Павловна, объясните мне, наконец, кто придёт на рассвете? – взмолился Александр.

– Как кто? НКВД, разумеется!

– А за что НКВД Вас арестовать хочет?

– За что? – переспросила Софья Павловна. – Это старая история. Но я тебе её расскажу.

В нашем московском доме у нас был кучер. Его звали Трофим. Это, конечно, всё было до семнадцатого года. Ещё мальчиком он остался без родителей. Мой муж привёз его в Москву. Его выходили женщины, жившие с нами. Мальчик вырос. Стал юношей и работал у нас кучером. Трофим был вежливым, опрятным и очень исполнительным. Мы с мужем всегда ему на именины, на Пасху, на Рождество делали подарки. Этот человек ни в чём не нуждался. И вот пришла эта, так называемая, революция. Трофим куда‑то исчез. Времена были очень тревожные. Каждый день мы ждали, что к нам придут и всех арестуют. Николай, мой супруг, только начал поправляться после тяжёлого ранения, полученного на фронте. Он едва ходил. И вдруг, однажды утром, в наш дом нагрянула толпа вооружённых людей. К нашему удивлению, их возглавлял наш бывший кучер Трофим.

– Хватит, бояре, насосались нашей кровушки! Теперь наш черёд! – заорал он и в упор стал стрелять в Николая из револьвера. Я бросилась на Трофима, но он сильно оттолкнул меня в сторону. Я потеряла сознание.

Очнулась я от запаха дыма. Кругом сновали вооружённые люди с узлами, мешками…

– Запаливай всё здесь, ребята! Пусть они сдохнут, кровососы! Да, эту суку, Софку, тащите сюда, в залу. Карасином её обливайте! Пусть горит! – услышала я голос Трофима.

От страха у меня появились силы. Я встала и, спотыкаясь, выбежала на улицу, где меня подобрали наши соседи.

Через месяц я уехала в Петроград. У нас была эта квартира. Два дня назад, идя по улице, я почувствовала, что за мной кто‑то следит, но никого не увидела. А вчера, лицом к лицу, у подъезда нашего дома я столкнулась с Трофимом. Он сделал вид, что не знает меня.

– Софья Павловна, а, может быть, Вы ошиблись? – попытался её успокоить Александр.

– Нет, Сашенька, я не могла обознаться! Ведь Трофим совсем не изменился. Я чувствую, что моя жизнь подошла к концу. Меня завтра увезут в тюрьму, ну, а там я долго жить не смогу! Прошу тебя, Сашенька, возьми, что тебе нравится! Ведь достанутся книги, картины неизвестно кому! Всё пропадёт! А ведь это история, это и искусство. Я Зиночку, маму твою, просила всё себе забрать. Она отказалась. Нехорошо, сказала, так делать. Взяла вот только одну вазу.

Мальцеву было очень неловко, но, чтобы не обидеть Софью Павловну, он достал из шкафов десятка два книг, снял картину с весенним пейзажем и портрет графа Воронцова. Затем отнёс к себе и чайный сервиз, который ему очень нравился.

– Больше ничего не хочешь? – спросила его Софья Павловна.

Саша хотел забрать всё, но чувствовал себя очень гадко, поэтому молча покачал головой.

– Как хочешь, – устало ответила женщина и, обняв юношу, прошептала:

– Прощай, мальчик! Ты же мне ведь был, как сын! Береги свою маму! Она очень хороший человек!

Зинаида Ивановна поздно ночью ушла в комнату Софьи Павловны и осталась там. Александр же не мог уснуть. В его голове никак не укладывалось услышанное от Софьи Павловны. Он ворочался с одного бока на другой и задремал только около трёх часов.