Встревоженные тугаи - Геннадий Ананьев

– Я тоже буду там, – добавил он.

Они договорились об условных сигналах, после чего старший лейтенант поехал к границе.

В какой уже раз он сегодня ехал по этой хмурой дороге, но сейчас особенно внимательно смотрел на зубчатые скалы, не укрылся ли где нарушитель? И хотя Ярмышев понимал, что диверсант не лыком шит, не станет мельтешить близ дороги, наверняка изберет маршрут в стороне от нее, но все бывает… Вот он и всматривался в каждый расщелок, а если какая из скал казалась ему удобным укрытием для нарушителя, даже подавался вперед, будто хотел увидеть, что там – за ней.

Встретился первый наряд. Все в порядке. Старший лейтенант приказал, как стемнеет, сменить место, залечь там, где дорога от геологов выходит из ущелья. Поехал вправо. Остался тоже доволен: наряды замаскировались отменно. Если бы не условные сигналы, которые подавали пограничники, никого бы не заметил.

– Давай обратно к геологам, – приказал Ярмышев водителю.

Вечерело. Солнце побагровело и, казалось, стало холодным. От скал в ущелье протянулись пики-тени, становясь с каждой минутой все длиннее и длиннее.

– Поднажми. Успеть бы до темна.

– Есть, – ответил Кочанов и прибавил газу.

Хмурые скалы проносились мимо. Вершины их были освещены закатным солнцем, но темнота уже заползала в ущелье, и все, к чему она прикасалась, становилось тусклым и зловещим.

– Странные горы. Давно здесь, а не могу привыкнуть. То от их красоты дух даже захватывает, – словно самому себе говорил Ярмышев, – то в душу робость вгоняет, ни отделаешься от нее. Очень странно, – потом, уже обращаясь к водителю, распорядился: – В долину как завернем – остановка. Переговорю с заставой.

– Ясно.

Небольшой поворот и – долина. Тускло она освещена заходящим солнцем, которое медленно, но неотвратимо опускалось в седловину между двумя снежными пиками. Там, где оно задевало своими круглыми боками за лед, вспыхивали кровавые всполохи и веером рассыпались по небу. Ярмышев с минуту любовался картиной заката, прекрасной и тревожной, затем включил рацию.

– Удод… Удод… Я – Ястреб. Как слышите меня. Прием…

Радостная новость с заставы: группа отвлечения задержана. Только один скрылся в камышах. Главных – двое. У них – взрывчатка. Начальник заставы передал, что наряд Акимова потерял след и получил приказ спешно двигаться к геологам. Приказано сделать все, чтобы диверсию предотвратить.

«Буровые надежно прикрыты, – принялся анализировать свои действия Ярмышев с учетом более ясных данных. – На ту, где народ авралит, не сунутся. На другой – засада. Охрана поселка и конторы слабовата. Самому придется остаться. И геологов снять из засады нужно. Поскорей бы Акимов со своими прибыл».

Старший лейтенант, выключив рацию, скомандовал водителю:

– Вперед!

Дальше ехали молча. И только когда въехали в поселок, Ярмышев поставил задачу водителю:

– Придется тебе на время оставить баранку. Припаркуй машину в укромное местечко и – на вторую буровую. Предупреди, что я останусь в поселке. Насторожи, чтоб смотрели в оба. О взрывчатке скажи. Потом – обратно. Быть наготове, но без сигнала не двигаться никуда.

– Так точно!

Пока доехали до поселка, совсем стемнело. Водитель поставил машину за третьим домом от конторы, почти вплотную к стене, и поспешил на вторую буровую, а старший лейтенант собрал всех оставшихся для охраны поселка, рассказал им о своем разговоре с заставой, затем добавил:

– Иное решение я принял. Разбейтесь на две группы. С гитарами. Гитары есть?

– Как геологу без гитар? Конечно, есть, – подтвердили ему о наличие гитар сразу несколько человек.

– Вот и ладно будет. В крайних домиках справа и слева на крылечках соберитесь. В комнатах свет пусть горит. Вам лучше будет видно. Определенно, нарушители собираются выкрасть документы, услышав вас, они подойдут к конторе со стороны ручья. Там мы и встретим их.

– Вы так говорите, будто знаете замысел гостей незваных, а они, гости, знают поселок, как свои пять пальцев: где контора, где документы, ради которых, как мы предполагаем, они сюда решили нанести визит.

– Не вам, геологам, сомневаться. Вы же изучаете место, где начинаете разведку, а они что – вслепую пойдут что ли? Знают они. Все знают. И план осмысленный имеют. Вот нам и предстоит поступить так, чтобы они не по своему плану действовали, а по нашей указке, то есть, как нам выгодно. Одно твердо прошу: ни в коем случае не нарушать моего приказа. Что бы ни случилось, своего места не покидать, пока не получите новой команды.

– Понятно, – нестройно ответили геологи и начали расходиться, договариваясь, кто возьмет гитары и кто начнет первым играть.

Со старшим лейтенантом остался рядовой Нечет. Солдат второго года службы. Высокий. Плечистый. Со спокойным скуластым лицом.

– Ну что? Вдвоем мы, Яков, остались? Как кавалеристы говорят: нас мало, но мы со шпорами. Пойдем.

– Так точно. В барбарисе устроимся. Я там, товарищ старший лейтенант, два куста хороших приглядел.

– Верно мыслишь. Перчаток только нет, руки пообдерем.

– Подживут.

– Логично.

Вышли. Постояли на крыльце минуту-вторую. Тихо-тихо. Потом все громче и громче звон комариный. На пир собратьев собирают. Неприятный, раздражающий. От скал, приглушенный расстоянием, донесся глухой стон, а следом раскатистый смех совы. Ярмышев уже много раз, когда допоздна задерживался у Божены, слышал стон и смех совиный, но тогда не казались они ему такими тревожными, сейчас же старшего лейтенанта охватило непонятное беспокойство.

– Пошагали в логово колючее, – вполголоса позвал он Нечета, и они пошагали к густым барбарисовым кустам. Кусты эти совсем близко от конторы. Похожи они на большие приплюснутые шары. Барбарис – хорошее укрытие. И зайцы, и лиса в таких кустах прячутся, птицы гнезда вьют. Не сыскать лучшего места для маскировки. Только люди обычно с собой плащи брезентовые да перчатки прихватывают: уж больно остры крючковатые колючки. Шел Ярмышев к зарослям, слышал размеренные шаги солдата, его ровное дыхание, и на душе становилось покойнее.

«Подживут», – мысленно повторил слово Нечета старший лейтенант, когда подошел к облюбованному кусту, и, осторожно раздвигая веточки, полез в его середину. Колючки цеплялись за гимнастерку и брюки, прокалывали их и жалили тело, царапали руки и даже щеки, и все же Ярмышев улегся поудобней, раздвинул веточки впереди, чтобы наблюдению не мешали, и замер.

Сова ухнула тревожно, захохотала, и будто в ответ на этот раскатистый хохот, полились робкие аккорды гитары.

Время шло медленно-медленно. Геологи уже начали повторять песни. И гитары, и голоса звучали все менее стройно. Чувствовалось, по обязанности поют, а не по зову души. Ярмышев досадовал на геологов, думая, что и нарушитель может догадаться, для чего в этот поздний час звучат гитары. Насторожиться, во всяком случае. Но потом решил: будет ли он, нарушитель? Может, зря все эти приготовления? Представил себе, как Кондрашов своим мягким, приятным голосом скажет: «Умозаключение не подтвердилось практикой». И он с досадой подумал о главном инженере: «Ну, тип!»