Восхождение - Карина Вран

— Ей можно остаться, а нам нет? — резво возмутилась Полиночка.

— Я вообще не собирался допускать вас до показа, говорливые неучи. Увы, начальство решило иначе: подведение итогов полугодия не может быть отменено по причине одного нарушения. Так что вам повезло. Но это не означает, что вы прощены. Я все сказал, свободны.

Веронике ничего не оставалось, кроме как следовать за Стасом, почти физически ощущая злобные взгляды сокурсников. Неужели он не понимал, что выделяя ее еще больше, только усилит нелюбовь группы? С другой стороны, а не начхать ли ей?..

Сам показ проходил тихо. Вероника стояла, как изваяние, рядом со Стасом, семь членов комиссии обходили работы, что-то вполголоса обсуждая. Дойдя до ее работ, мэтры остановились.

— Мне кажется, или я вижу тут трещину? — Алла Юрьевна, поправляя оправу старомодных очков, ткнула пальцем в полотно с разнесчастным мальчиком в шлеме.

Вероника мысленно выругалась: кому вообще в голову взбрело включать в состав комиссии преподавателя истории искусств?! Еще и разглядела же, курица близорукая!

Стас молча дошел до мегеры, развернул холст в рамке из дешевых реечек, продемонстрировал склеенные скотчем края.

— О! Это и есть причина, которую вы упоминали? — как бы между делом спросил декан, дождался кивка Стаса, продолжил. — Конечно, неприятное происшествие, жаль, вы не смогли найти виновника. Но реставрационная обработка на уровне. Выполняла студентка?

Куратор кивнул снова, упреждая ответ Вероники.

— Я помогал со сведением разрезов. В одиночку это непросто.

Она так и не успела вмешаться: члены комиссии покачали головами, поохали, отметили что-то в блокнотах и удалились.

— Почему? — чуть отойдя от потрясения, спросила Вероника.

— Ты хорошая девочка, — пожал плечами Стас. — А мне нежелательно прикладывать руку и кисть к работам студентов. Все, гуляй до понедельника.

— А… оценка как же?

— Вот в понедельник и узнаешь. Отдых, ребенок, слышала слово такое?

Он и в спину ее подтолкнул, видимо, чтобы направление верное задать.

Так, в некоторой прострации, девушка дошла до первого этажа, завернула в столовую, не оттого, что была голодна, а потому, что до сознания не доходило еще: учебный год окончен, сессия закрыта. Даже зачеты по теоретическим предметам (английский, литература, эстетика, философия, политология, ИМХК[11] культура речи — словом, крайне «нужные» художнику дисциплины) и те дались сложнее. Со шрифтами она мучилась неимоверно долго, нудный предмет, нудный преподаватель, нудный процесс, лишенный творчества напрочь. А вот «финишная прямая» — профильные предметы, будто и вовсе без ее участия сдались. Сами собой.

В столовой она сделала заказ, прошла к любимому столику, не обращая ровным счетом никакого внимание на окружающих. Солянка, рыба в кляре, бутылка воды «ноль-пять». Девушка только приступила к трапезе, как на соседний стул приземлилась полноватая нижняя часть Полины. Ножки стула противно скрипнули по мрамору.

— Как прошло, преподская подстилка? — с каким-то садистским ликованием в голосе спросила Поля. — Кому, кроме Стаса, пришлось дать за пятерки?

Вероника изогнула брови, отложила ложку.

— Это ты о чем?

— А я видела, как он тебя вчера тискал. Прямо в студии, по-свойски так. Мне просто интересно: каково это, спать с преподом и читать нотации о том, какая ты вся правильная, и какие мы убогие?

— Полина, ясноокая моя, сходи-ка ты к окулисту, — сощурилась Вероника, улыбнулась доверительно. — И к психиатру, вроде бы они галлюцинациями занимаются. Или прекрати употреблять наркотики. А сейчас — изыди, ты портишь мне аппетит.

— Галлюцинации, говоришь? — скривила губы Полина. — Кому бы мне о них рассказать? Ректору или группе, группе или ректору?.. Педсовет будет недоволен Стасом, разве можно развращать молодежь?

— На твое усмотрение, — передернула плечами Вероника. — Но я настаиваю на варианте с психиатром.

— Какие мы смелые! — Поля разошлась не на шутку. — Любопытно, вцепишься мне в волосы, если скажу, что это я порезала твою мазню? Тебя же Стас прикроет, ну, давай, чего ждешь?!

— Лечиться тебе надо, Рокитова, — вздохнула Вероника. — Ты ничего не резала. И не потому, что смелости не хватило бы: трусливые собачки как раз исподтишка и норовят укусить. И даже не потому, что с твоими слабыми руками ты бы не смогла пробить затвердевшее покрытие: я холсты не грунтую, да и резали изнутри, так что было бы желание, справилась бы. А потому, что тот, кто испортил мои работы, питал ко мне истую ненависть. Он знал, как много значат для меня полотна, и стремился уничтожить меня одним ударом. Растоптать, унизить, причинить боль. Тот, кто испытывает такую ненависть, не тявкает по углам и не разносит сплетни. Ты — можешь только тявкать. Поэтому пшла вон!

Наушники, так удачно лежащие на столе, заняли положенное место в ушах Вероники, в плеере заиграла первая попавшаяся мелодия. Фильтр «случайно» порадовал: «Linkin Park — Don't Stay». Полина говорила что-то, размахивала руками, даже ударила кулаком по столу: Вероника только увеличила громкость. Доела все до последней крошки. Затем встала, выключила проигрыватель, убрала в сумку телефон, одернула юбку.

Отнесла поднос с посудой к раздаче. Кивнула сама себе и направилась к ректору.

На удивление, ректор не только оказался на месте, но и принял студентку без лишних проволочек.

— Итак, золотая девочка, что привело тебя? — хорошо поставленным голосом приветствовал Веронику ректор, мужчина немолодой, однако держащий себя в отличной форме.

— Простите, Юрий Алексеевич, как вы меня назвали? — растерялась девушка.

Ректор улыбнулся, приглашающим жестом указал на стул.

— Одна из лучших наших студенток, прекрасные отметки, больше всех работ, отправленных в фонд. Кратко — золотая девочка. А что характер несносный, так это пустяки, люди творческие редко без причуд.

Она смутилась, щеки зарделись румянцем.

— О, еще не прошли времена, когда я заставлял девиц краснеть! — окончательно развеселился ректор, обладатель неисчислимого количества званий и премий. — Но к делу. Что случилось?

Вероника выдавила слабую улыбку. Тон ректора решительно не вязался с его извечно суровым видом: с иным он по училищу не хаживал.

— Сложилась ситуация, которую кое-кто из моих сокурсников превратно истолковал, — собралась с духом девушка. — И мне не хотелось бы, чтобы это негативно отразилось на нашем кураторе.

— Подробнее, — сухо потребовал ректор, уже без тени улыбки.

Как ей хотелось провалиться под землю! Испариться, сгинуть… Но это означало бы подставить Стаса. Нет уж, к черту гордость. И предубеждение, ага, в стиле Джейн Остин[12]…