Красная Литва. Никто не хотел умирать - И. Э. Исаева

в страну, где со времени подписания договора находились только небольшие воинские части. Танки, кавалерия, пехота на автомашинах двигались по улицам Каунаса к намеченным местам дислокации. Не было никакого вмешательства во внутренние дела Литвы. Для литовской армии воины Красной Армии давали концерты, как это делается между союзниками. Если бы не эти концерты, то об этой армии знали бы только то, что она находится где-то в лесах около границы.

И притесняемый в течение долгого времени литовский народ, борцы за свободу которого во время четырнадцатилетней диктатуры Сметоны были брошены в тюрьмы, свободно вздохнул, начал откровенно высказывать свои мысли и создавать свои организации. Президент Сметона бежал, и президентом стал премьер-министр Меркис. Он назначил премьер-министром Юстаса Палецкиса, выдающегося прогрессивного журналиста, а сам ушел в отставку. Став президентом, Палецкис сформировал кабинет министров из широко известных интеллигентов. Позднее в него вошли несколько коммунистов.

Все это было проведено в строгом соответствии с конституцией. Новые министры были известными людьми: некоторые из них занимали правительственные должности еще в дни «демократии» до Сметоны, другие были видными писателями. Например, Креве-Мицкявичюс, новый председатель Совета министров и министр иностранных дел, был самым популярным писателем в Литве, его произведения были изданы в десяти томах и переведены на многие языки. О нем говорили: «Если бы у нас был кандидат в Нобелевские лауреаты по литературе, то им был бы он». Министр сельского хозяйства Мицкис, окончивший юридическое и сельскохозяйственное высшие учебные заведения, был известен своими работами в области сельского хозяйства.

Другие министры были тоже подобраны удачно. «Их хорошо знают как патриотов и горячо приветствуют, – писала пресса. – Разорваны цепи, сковывавшие борцов за свободу народа. Политическая система страны будет поставлена на службу трудящимся». Без сомнения, широкие массы народа, которым опротивел режим Сметоны, приветствовали новое правительство. Даже в иностранных посольствах признавали это.

Уже при этом новом правительстве и существовавших конституционных формах начались глубокие социальные перемены. Первым же декретом Палецкиса из тюрем были освобождены около тысячи политических заключенных, в числе которых были коммунисты и сочувствующие им. Многие из этих людей были тесно связаны с фабриками, и при их содействии, и под их руководством рабочие стали создавать свои организации. Через неделю после прихода Палецкиса к власти состоялась первая большая народная демонстрация. Десятки тысяч рабочих прошли по улицам Каунаса, требуя легализации коммунистической партии, и добились этого.

Через два дня было образовано Министерство труда; вскоре оно обратилось к рабочим с призывом соблюдать дисциплину и «не принимать фабрики в собственность рабочих комитетов, а ждать распоряжений правительства, которые последуют в ближайшее время». Новый министр сельского хозяйства заявил, что «собственность на землю для тех, кто трудится на ней сам, не будет ограничена, а большие владения и монастырские земли, возможно, будут национализированы». Другие министры заявили, что контроль за записями актов гражданского состояния – рождений, браков, смертей – скоро перейдет от церкви к государству. Конкордат с Ватиканом был расторгнут. Сейм, законодательный орган, избранный в условиях сметоновского террора на основе избирательного права, ограниченного имущественным цензом, был распущен. Были назначены новые выборы с равными правами для всех граждан. В армию были посланы политические инструкторы и было издано распоряжение о реорганизации ее в «народную армию». Солдаты получили политические права наравне со всеми гражданами.

Таковы были события только одной недели перед моим приездом. Они-то и заставили меня остаться. Я хотела видеть стадии этих народных преобразований, этой социалистической революции, осуществленной в рамках закона. Это происходило здесь впервые в истории. Об этом стоило узнать и рабочим всего мира.

II. Рабочие организуются

– «Что мне посмотреть прежде всего?» – спросила я Гловацкаса, симпатичного человека, отсидевшего при Сметоне 14 лет в тюрьме, а теперь ставшего заместителем министра иностранных дел.

Просмотрев утреннюю газету, он одним своим предложением вовлек меня в самый центр новой жизни Литвы. «Сегодня, – сказал он, – все фабричные комитеты Каунаса собираются в «Дарбо румай», чтобы начать организацию профсоюзов по всей стране. Я дам Вам записку к Шумаускасу, который является там главным организатором».

Мотеюса Шумаускаса, этого пламенного, энергичного организатора, который, как и многие другие руководители, с кем я встречалась, только несколько дней тому назад вышел из тюрьмы, я нашла в красивом, хорошо оборудованном здании, где было много залов, комнат для заседаний и кабинетов. «Это нам подарок от плутократов», – смеялись рабочие, с которыми я встретилась на лестнице. Строительство здания «Дарбо румай» было закончено как раз в тот момент, когда пришел конец диктатуре Сметоны.

Название «Дарбо румай», выгравированное на красивом фасаде здания, – все, что осталось от сметоновской «Палаты труда» – организации, созданной вместо профсоюзов и контролировавшейся государством. Она была образована с целью установить контроль за рабочими: сначала с ее помощью бюрократия пыталась успокоить рабочих, позднее она стала орудием секретной полиции для шпионажа за выражавшими недовольство. Предполагалось, что она будет принимать жалобы от рабочих и реагировать на них в их интересах, но скоро рабочие поняли, что их жалобы направлялись прямо предпринимателям, чтобы те знали, к кому применять репрессивные меры. После этого рабочие перестали обращаться в «Палату труда».

Теперь же рабочие были повсюду: они заполняли кабинеты, ресторан и залы здания. Это произошло очень просто. Новое, народное, правительство назначило Шумаускаса директором «Дарбо румай», и там сразу же возник центр всех фабричных комитетов, которые, так быстро организовывались в Каунасе. Рабочие все еще продолжали называть это место «Дарбо румaй», так как еще не был создан Центральный совет профсоюзов. Однако, как только рабочие создали профсоюзы, они стерли с камня ненавистное старое название.

– «Профсоюзы, – сказал мне Шумаускас, – легальны в Литве чуть больше двух недель». Хотя не было специального декрета об их организации, как только пришла Красная Армия, Сметона бежал, и рабочие поняли, что могут свободно создавать профсоюзы, они сразу же приступили к этому. Они проводили собрания на фабриках и выбирали фабричные комитеты. В некоторых отраслях промышленности прошли собрания делегатов от нескольких фабрик с целью создания профсоюзов по отраслям промышленности.

Этот процесс находится еще в зародыше, – добавил Шумаускас. – Он происходит главным образом в Каунасе. Теперь мы принимаем меры для того, чтобы быстро развернуть организацию профсоюзов по всей стране.

Он пригласил меня в президиум. Почти тут же началось собрание.

Более трехсот рабочих, из которых, наверное, четверть составляли женщины, собрались в хорошо оборудованном зале. Рабочие пришли прямо с фабрик, поэтому женщины были в поношенных хлопчатобумажных платьях, а большинство мужчин – в синих рабочих костюмах. В своем выступлении Шумаускас говорил: «Чтобы обеспечить лучшую жизнь для нас весь рабочий класс