Торквемада - Говард Фаст

— Опять ты о сыре! — воскликнула мать. — И почему ты такая упрямая?

— Мама, — сказала Катерина, — хватит про сыр. Неужели ты не хочешь услышать, что случилось дальше?

— Ну ладно, заканчивай свой рассказ, — разрешила Мария.

— Карлотта кричала, что мать ее мужа шлюха, и бабка шлюха, и прабабка, а потом схватила длинный нож, которым режет твердый сыр, и стала гоняться за ним вокруг большого стола — они на нем отжимают творог. Она увидела меня, но это ее не остановило. Мама, представь себе, она продолжала гнаться за ним, а мне крикнула: «Дорогая, ты уже взрослая, иначе я бы такого при тебе не допустила, да и не позволила бы этому гнусному негодяю находиться в одной комнате с тобой». Словом, что-то вроде этого, и самое удивительное, что она не прекратила гоняться за ним, а он — убегать от нее…

Тут Мария увидела Альваро и пошла к нему. Катерина смеялась. Она так заливисто смеялась, что не могла говорить. Подбежав к отцу, она расцеловала его.

— Где ты был? Еда давно остыла, — недовольно сказала Мария.

Войдя в галерею, Альваро увидел Хуана, тот стоял чуть поодаль. Катерина перестала смеяться, отпустила отца и отошла к Хуану. Теперь все трое смотрели на Альваро. В нем произошла какая-то перемена, и дело было не в одежде. Он и сам чувствовал, что переменился, и сурово сказал им, что пора садиться за стол.

Ужин — его подали в столовой — прошел почти в полном молчании. Столовая, менее просторная, чем галерея, была обставлена строго — в духе времени; ее освещала люстра с тридцатью свечами. Альваро нравились белые оштукатуренные стены с темными деревянными панелями. Посреди одной стены он повесил круглый мавританский бронзовый щит — одно из самых красивых бронзовых изделий, когда-либо виденных им. Этот щит он подобрал на поле сражения двадцать лет назад. Стол, как и обычно, когда они здесь ели, был застелен белой льняной скатертью, на ней были расставлены серебряные тарелки, инкрустированные золотом. Ножи и вилки — как столовые приборы они только-только появились в Испании — были железные, но ложки — из чистого золота.

У Альваро кусок не лез в горло. Он не мог заставить себя есть, и, когда Мария обратила на это внимание, Альваро ответил, что его мучает не голод, а кое-что другое.

— Что случилось? — спросила Мария. — Где ты был?

Он уклонился от ответа, и она повторила свой вопрос.

— Верхом ездил, — ответил Альваро.

Пристально глядя на него, Катерина сказала, что отец опоздал на обед по вполне уважительной причине. Она знала, что отец любит ездить верхом и, когда у него случаются неприятности, ищет выход на верховых прогулках. Хуан сидел молча; было видно, что ему не по себе. Катерина время от времени улыбалась и кивала молодому человеку, чтобы он не нервничал. Назревала семейная ссора, и Катерине было жаль Хуана: он пришел некстати.

— Ах вот как! Ты ездил верхом! — повысила голос Мария. — Это, по-твоему, ответ? Ты ездил верхом. Я не имею права спрашивать, где ты был, что делал, кого видел. Ты отвечаешь — ездил верхом! Ты не прикасаешься к еде, а когда я спрашиваю, почему ты не ешь, отвечаешь загадками…

— Вся наша жизнь — загадка, — мягко ответил Альваро.

Его мучила жажда. Он осушил бокал вина, Хулио наполнил его снова.

— Что за чушь! — фыркнула Мария. — Как ты можешь говорить такую чепуху при Хуане? Мы одна семья. Хуан — тоже, можно сказать, член нашей семьи. Он сказал нам, что твой конь в мыле и ты чуть не загнал его.

— Я скакал во весь опор, — отрезал Альваро.

— Ты был нам нужен, — сказала Мария, — но, похоже, конь тебе дороже семьи.

— Зачем я был вам нужен? Что случилось?

— Без тебя приходил приор, — ответила Мария.

— Торквемада?

— Меня не было дома, — сказала Мария. — Он говорил с Катериной.

Альваро повернулся к дочери, та поспешила его успокоить:

— Отец, он всего лишь поинтересовался, почему ты носишь на шее серебряный цилиндрик. Видишь, ничего особенного.

— И что ты ответила ему, дитя мое? — мягко спросил Альваро.

— Я сказала, что ты его носишь, сколько я тебя помню, — пожала плечами Катерина и спросила отца, что это за цилиндрик. — Понимаешь, отец, я не знаю, что это такое и почему ты его носишь. Скажи, почему?

— Он дорог мне как память, — ответил Альваро. — Я отказался от большей части воспоминаний, но расстаться со всеми — невозможно. Никому — ни мне, ни Торквемаде.

Альваро нащупал под рубашкой цепочку и снял ее через голову. Положил крест и цилиндрик на стол перед Катериной, но тут к нему обратилась Мария, голос ее звучал неприязненно:

— Альваро, что ты делаешь? Что за нелепые шутки? Торквемада приезжал сюда специально, чтобы расспросить о медальоне. Неужели ты ничего не понимаешь?

— Я знаю, что Торквемада приезжал сюда специально ради этого, — кивнул Альваро. — Добрый приор стремится знать как можно больше. Для него не должно быть тайн. Не сомневаюсь, он догадался, что именно я ношу на шее. А ты не догадывалась, Мария? Неужели тебе никогда не было интересно, что я ношу и почему? Неужели никогда?

Хуан Помас поднялся, он чувствовал себя неловко и попросил извинить его. Их разговор явно не предназначался для чужих ушей, и хотя со временем он тоже станет членом семьи, но пока он им не является.

— Поэтому прошу извинить меня, — сказал он. — Я, пожалуй, пойду.

— Погоди! — ледяным голосом остановил его Альваро. — Сядь, Хуан. Ты уйдешь, когда я разрешу тебе уйти. — Повернулся к Хулио и добавил: — Ты свободен. Мы останемся одни.

Хулио, степенно поклонившись, вышел; воцарилось молчание. Альваро крутил в руках крест и цилиндрик. Катерина следила за его руками, отмечая про себя, какие они сильные и ловкие, какие длинные и изящные у отца пальцы. Почему она не замечала этого раньше? Хуан после слов Альваро опустился на стул и теперь сидел, уставившись в стол. Мария, раздраженная и взволнованная, потребовала от Альваро, чтобы он объяснил, зачем к ним сегодня приезжал Торквемада. Альваро молчал, и тогда она указала на медальон и, срываясь на крик, спросила:

— Что это, Альваро?

— Ты спрашиваешь об этом сейчас — после того, как мы прожили вместе двадцать два года?

— Отец, — взмолилась Катерина, — ради Бога, скажи, что сегодня произошло?

— Не знаю. Я ни в чем не уверен. Что-то произошло, но что — толком не могу сказать. Как бы это тебе объяснить… Эта… — Альваро поднял медальон. — Эта вещь принадлежала моему отцу, а до него — деду. Что это такое? Это святая вещь, такая же святая, как и крест. В ней лежит кусочек пергамента, на нем написано несколько слов…

— Перестань! Хватит! — Голос Марии звучал визгливо.

Альваро, словно не слыша жены, повернулся к Хуану и спросил: все ли он понял? Следил ли за его мыслью? Хуан покачал головой. Он был озадачен и испуган.