Палач из Галиции - Александр Тамоников

– Не думаю, что на базаре у них выход из подземного лаза, – проговорил Березин и скептически покачал головой. – Теоретически допустимо, но опасно. Не пойдут они на такое. Тут много народа вертится, патрули днем и ночью ходят, бродячие собаки стаями роются в отходах. Лай поднимут, и все пропало. А вообще эти бандюги изобретательны. Нам бы так! Фантазия у них работает, хоть они и славяне. Я тут уже три месяца. Это ведь целая жизнь. Всякого насмотрелся на выездах. В Задворне в конце апреля гада одного выследили, схрон обложили. Там еще человек семь было. Бункер они оборудовали на краю села, а выход сделали из собачьей будки! Когда мы осматривали, то удивились, почему пса нет? Сдох, что ли? В засаду сели, повязали связного, когда он из будки выползал. Рисковать бойцами не стали, забросали гранатами, потом трупы из-под земли извлекали. Иногда вход в укрытие маскирует куча мусора, стог сена. В Полеве была устроена идеальная норка под мостиком в овраге. Но самое интересное я видел в Костополе. Несколько дней мы ходили кругами, не могли взять в толк. Вот идет радиосигнал, аппаратура пеленгует его. Ясно, что из-под земли, но где? В округе только два домовладения. Оба по бревнышкам разобрали! А эти черти знают, что мы здесь, вот и не высовываются. Включил я воображение, подошел к колодцу, который мы обделили вниманием. Обычный короб из бревен, барабан с цепью, ворот. Тут-то мы и заметили, что цепь толстая, и ведро очень уж массивное. Боец сел в него, другой начал ворот крутить. До воды парень не спустился, увидел запертую дверь, услышал какую-то возню за ней. Боец пулей обратно. Я вниз ультиматум проорал, мол, все равно выкурим, живыми или мертвыми. В общем, сдались бандюги. Выудили мы их по очереди ведром. Все бледные, худые, на ногах стоять не могли. Потом обследовали подземелье. Там столовая, радиоточка, спальня, туалет. У них еще немецкая тушенка оставалась.

На рынке работали несколько лавочек потребительской кооперации, куда стояли очереди за хлебом и еще какими-то продуктами. Торговые ряды под навесами занимали местные жители. Они выкладывали товар на прилавках, сбитых из грубых досок, а то и на земле. Корзины, посуда, ношеные тряпки, отрезы материи, самовары, примусы, дверные петли.

Небритый библиофил в очках торговал потрепанными книгами на немецком, украинском, русском языках.

Он равнодушно смотрел, как мимо него проходили офицеры, потом спохватился, забормотал по-русски:

– Я всячески прошу прощения, господа офицеры. Не интересна ли вам работа Ленина «О кооперации»? Очень интересная вещь. Последняя статья написана незадолго до смерти. Приобретайте, господа офицеры, остался последний экземпляр. Очень интересные мысли высказывает Владимир Ильич. Он прямо подчеркивает огромное значение кооперации в условиях многоукладной экономики в стране с преобладанием крестьянского населения. Очень смелые мысли, господа офицеры. Существует мнение, что ленинские принципы добровольности при проведении кооперации были впоследствии грубо нарушены… – Торговец осекся на самом интересном месте.

Алексей остановился и спросил:

– Вы считаете, уважаемый, что мы живем в условиях многоукладной экономики?

Торговец заморгал. Он плохо ориентировался в воинских званиях армии-освободительницы. Торговцы, сидящие рядом, быстро сделали вид, что не знают этого человека.

– Вот заберем в кутузку, там и выясним, что и кого он имел в виду, – пошутил Березин. – Пойдем, Алексей. Будь мы офицерами вермахта, этот хлыщ с таким же упоением впаривал бы нам «Майн Кампф».

Они бродили по рядам. Алексей спиной чувствовал недобрые взгляды. Ему в голову не раз приходила мысль о пистолете. Успеет ли выхватить из кобуры?

Березин беззаботно посвистывал, шмыгал носом. Он демонстративно не замечал угрюмых взглядов.

Покупателей к концу дня было немного. Иногда в торговых рядах мелькали погоны. Военнослужащие в свободное время тоже забредали на рынок. Тетушки в платочках продавали капусту, проросшую прошлогоднюю картошку. Женщины энергично торговались.

Алексею вспомнился одесский Привоз: «У вас помидоры уже хорошие или потом дешевле будут?»

Женщина средних лет в глухом жакете высовывалась из-за ведер с грибами, как из амбразуры. Она скорчила натянутую улыбку и предложила товарищам офицерам купить грибков на ужин. Они нормальные, не отравленные, можно смело жарить и есть. Алексей улыбнулся, качнул головой.

Они остановились возле лавочки, где молчаливый пожилой украинец продавал поношенную одежду, разглядывали выцветшие шаровары, старенькие ватные пальто, безрукавки, соломенные шляпы. Из-за банного халата ненавязчиво выглядывали немецкий френч и венгерский китель, обладатель которого, похоже, схлопотал пулю в сердце. На месте левого нагрудного кармана красовалась неровная заплата.

– Могу поспорить, не продаст он эту одежонку, – пробормотал Березин. – Придут люди из леса и заберут для нужд УПА. Да еще и самому по сусалам настучат. Инсургенты хреновы!

– Умничаешь? – спросил Алексей.

– Конечно, – согласился Лева. – Жуть как люблю заумные словечки. Незаконченное высшее образование покоя не дает.

– Скажи, ты обдумывал вариант предательства должностного лица? Некоторые инциденты прямо свидетельствуют о том, что боевики получают информацию из компетентных источников. Достаточно вспомнить то же нападение на райком в момент проведения собрания.

– Скажу тебе честно, Алексей. В отличие от многих моих коллег, я против огульных обвинений и репрессий в отношении своих, дабы чужие боялись. Не тот случай, когда нужен любой результат и не важно, прав ты или нет. Версию предательства я рассматриваю, но неохотно. Меня больше привлекает вариант халатности, пренебрежения должностными обязанностями, вследствие чего и уходит информация. Возможно, ее сознательно вытягивают под благовидными предлогами. Кого обвинять в предательстве? Покойных активистов? Служаку Осипчука, у которого немцы убили отца, а бандеровцы – мать? Коменданта Глазьева, который сам из Иркутска и семья его там? Он воевал достойно, имеет правительственные награды. Капитана Рыкова, потерявшего в сорок первом на Смоленщине всю семью? Моего коллегу капитана Ткачука, который на моих глазах рисковал жизнью? Меня подозревать? А что, это мысль… – Лева глянул в огрызок зеркала, висевший в лавке, и невесело засмеялся.

– Ты развивай свою версию, продолжай, – пробормотал Алексей. – Я тебя внимательно слушаю.

– Я никого не обвиняю, просто высказываю свои соображения. Капитан Ткачук в свободное время не прочь залить за воротник. Пару раз от него попахивало. Он мог что-то ляпнуть собутыльнику или проморгать некий документ. За его людей ничего не скажу, там публика разная. Осипчук тоже не трезвенник. Да и злой он – капитаном был, а теперь старлей. Должность сохранил, а в звании срезали за то, что проворонил дезертирство своих солдат. Комендант Глазьев мог что-то брякнуть своей бабе, секретаршей она у него, Савицкая. Рыков с Антухович крутит. Докторша запудрила ему мозги. Она ведь хороша. Ты видел?

– Женщины на подозрении?

– Вроде нет. – Лева пожал плечами. – Обе являются военнослужащими Красной армии. Они с Киевщины, ни родни, ни интересов на Западной Украине у них нет. На поводу у бандитов им идти незачем. Запугали? Другие причины? Сомневаюсь, Алексей. С равным успехом можно обвинять всех кладовщиков, каптеров, младших командиров, связистов, бойцов истребительных отрядов. А среди последних точно есть крысы, работающие на хлопцев из леса. Эй, приятель! – окликнул собеседника Березин. – Ты ушел в себя? Скоро вернешься?